Константин Соловьев - Бумажный тигр (II. - Форма) [СИ]

Кое-где можно было разглядеть следы былой жизни, но следы истертые, едва читаемые, как углубления на влажном прибрежном песке. Разъеденные ржавчиной цистерны с ввалившимися боками. Остовы грузовых локомобилей, бессильно привалившиеся к стенам и потерявшие былой лоск — похожие на мертвецов, убитых проказой. Почерневшие от креозота и масла кабельные барабаны, беспорядочно валяющиеся в переулках и напоминающие увеличенные во много раз катушки для ниток. Со стен, кое-где едва не задевая голов пешеходов, свисали гибкие хвосты гальванических проводов, отчего Лэйд рефлекторно вжимал голову в плечи — невольно казалось, это хвосты мертвых змей в истлевших каучуковых шкурах покачиваются перед глазами…

Мертвый город, брошенный своими обитателями, немой памятник ушедшей эпохи, он не сохранил той особой элегантности, которую сохраняют потемневшие от времени бронзовые адмиралы на постаментах, сделавшись чем-то сродни изгрызенной собакой кости, никчемным предметом на обочине жизни, до которого нет дела ни прежним хозяевам, ни прохожим.

— Десятки, сотни складов, — Лэйд, подчинившись внезапному приступу меланхолии, почти ласково потрепал ближайшую тушу мертвого кита по холодной шершавой шкуре, испачкав ладонь цементной крошкой, — Крепких, вместительных, оборудованных по последнему слову техники. Их построили для нужд порта — считалось, что Новый Бангор в скором времени станет крупнейшим перевалочным центром Британской Полинезии. В этом отношении Лонг-Джон как нельзя более удобен — низкая линия воды, удобный плоский рельеф, да и примыкает к Клифу. Однако инженеры-геодезисты где-то допустили просчет. Должно быть, нагрузка на грунт сделалась слишком сильна, очень уж много сюда вогнали бетона. А может, проснулись дремавшие в туше Нового Бангора подземные ручьи… Как бы то ни было, эту часть острова начало затапливать. Не помогали ни насосы, ни земляные работы. А сырость, чтоб вы знали, худший враг склада, она уничтожает даже то, что не годится на зуб крысам. Так что в скором времени все эти коробки оказались пусты и заброшены. Согласен, это придает Лонг-Джону угрюмый вид, но, если начистоту, я изредка прогуливаюсь здесь, когда надоедают звенящие фонтаны Редруфа, гомон Айронглоу и бестолковая суета Миддлдэка. Рассматриваю эти циклопические постаменты нашей суетной и жадной эпохе, размышляю о жизни и наслаждаюсь одиночеством. Неправда ли, настраивает на философский лад?

Уилл неохотно кивнул. Осыпающиеся каменные ущелья Лонг-Джона не прельщали его. Вслед за Лэйдом он с осторожностью переступал глубокие провалы и перебирался через глубокие лужи, полные застоявшейся ржавой воды, протискивался под растянутыми проводами и преодолевал кирпичные завалы, однако все это время был напряжен и едва ли любовался окрестностями.

— Эти китобои, они… Почему вы называете их лжеучителями и еретиками?

— А кем их еще называть? — удивился Лэйд, — Это безумные жрецы, которые не нужны даже собственному божеству. Предсказатели, с трудом понимающие разницу между прошлым и будущим. Оракулы, заблудившиеся в собственных предсказаниях. Кроссарианцы презирают их, полагая сумасшедшими пророками несуществующего Левиафана. Обычные люди косятся с презрением, полисмены иногда беззлобно колотят дубинками. Даже Канцелярия их недолюбливает — от этих самозваных пророков зачастую слишком много проблем. Не говоря уже о том, каково приходится их невольным соседям.

— Да-да, помню, зубы, юбка… — Уилл задумчиво ковырнул пальцем чешуйку ржавчины на водопроводной трубе, — Но вот что мне интересно, их попытка понять Его волю — ее хоть в какой-то мере можно считать удачной? Те откровения, что я слышал, обычно представляли собой столь сумбурную мешанину, что у меня раскалывалась голова при одной лишь только попытке ее осмыслить.

— В этом вся сложность их положения, не так ли? — Лэйд проводил взглядом чудом сохранившийся листок, прилепившийся к покосившейся кирпичной стене и все еще возвещающий о начале невероятной распродажи туалетных принадлежностей в лавке мистера Бичардза, Корам-стрит четырнадцать, — Человек, познавший Его суть, неизбежно так далеко продвигается в своих оккультных изысканиях, что уже не способен передать ее кому бы то ни было, по крайней мере, человеческим языком. Не переживайте, что не понимаете откровений, явленных через них Левиафаном. Поверьте, куда большее беспокойство у меня бы вызвало то, что вы что-то из них поняли. Это говорило бы о том, что вы повредились в уме.

— Значит, их пророчества бесполезны?

Лэйд потер затылок под шляпой.

— Ну уж как сказать… Беда не в том, что они бесполезны, а в том, как, кому и где они бесполезны.

Уилл на миг замешкался, переступая вялый ручей, текущий вдоль по улице. Ручьев здесь, в низинке, было много, за долгие годы они проточили себе настоящие желобы в каменном ложе Лонг-Джона, однако едва ли какой-нибудь путник в достотаточной мере соблазнялся их журчанием, чтобы отведать воду на вкус — распространяемая ею резкая вонь тухлых яиц была так сильна, что резало в глазах. Должно быть, выходы грунтовых воды здесь располагались неподалеку от месторождений метана, превращая все окрестные ручьи в подобие фабричных сточных протоков.

— Как это понимать, мистер Лайвстоун?

— Если вас заботит ваше душевное здоровье, я бы рекомендовал это никак не понимать, — отозвался Лэйд, ожидавший его на другом берегу ручья, — Впрочем… Ладно, пожалуй, про этот случай я могу рассказать. Только вот детали для его украшения вам придется выдумать на свой вкус — до меня самого дошли лишь отголоски, лишившиеся даже имен.

— Думаю, меня это вполне устраивает.

— Что ж… Несколько лет назад один джентльмен, заядлый, к слову, биржевой игрок, вознамерился установить научным способом, представляют ли предсказания китобоев хоть какую-то ценность или же бессмысленны, как птичье пение поутру. Человек он был серьезный, иных на бирже и не бывает, так что к делу подошел со всей ответственностью. В общем-то, охотно могу понять мотивы, побудившие его к этому необычному изысканию. Ведь если выяснилось бы, что предсказания китобоев можно конвертировать в понятный человеку язык и они в самом деле могут предсказывать грядущие события, это имело бы для него потрясающие перспективы! Только вообразите себе, какой капитал может соорудить человек, взявший в свое предприятие компаньоном самого всемогущего Хроноса! Не требуется даже угадывать котировки ценных бумаг и фондовые скачки, одних только предсказаний урожаев, стихийных бедствий и войн хватит для того, чтобы озолотить свой род на три колена вперед! Ну или, на худой конец, издать сборник абсурдистских новелл «Так говорят китобои», уязвив тем самодовольного француза мсье Жарри [126] Альфред Жарри (1873–1907) — французский писатель и поэт, предшественник жанра абсурдизма в литературе и философии. .