Варвара Мадоши - Ген подчинения [СИ]

Рабочие живут в бревенчатых домиках в два-три этажа, каждый из которых делят между собой несколько семей, и большинство этих домиков попросту разваливаются. Все жилые постройки лепятся у подножия гигантских башен заводских комплексов. Пару десятков лет назад сюда хотя бы провели водопровод и канализацию, а то история Оловянной слободы — Оловянным концом его прозвали позже, когда эта территория официально стала частью города — пестрит упоминаниями о многочисленных эпидемиях и пожарах.

Поэтому я от души надеялась, что мы возьмем аэротакси, хотя наша компания и была слишком велика, чтобы уместиться в одно (аэротакси берет не больше двоих пассажиров, а если пассажир особенно дороден и сам шофер не худышка, то могут и одному отказать).

Однако мы поехали даже не на извозчике — на полицейской парной упряжке, — и я приготовилась делать каменное лицо и не реагировать, если за нами побежит толпа уличных попрошаек.

Однако, к моему удивлению, ни попрошаек, не уличных нищих, которые, насколько я помнила, в Оловянном конце кишмя кишели, нам не встретилось. Да, деревянные домики, мимо которых мы проезжали, по большей части дышали на ладан, но никакой непролазной грязи — наоборот, везде вдоль заборов росли и лопухи, и крапива, и малина, и рябины с липами. Почти как в деревне. Кое-где кудахтали куры — должно быть, некоторые семьи держали их ради восполнения своего дохода. А еще копыта лошадей чаще стучали по асфальту, чем по утоптанной земле. Видно, Оловянный конец тоже начали мостить!

Кроме того, по дороге порой встречались двух и трехэтажные дома из бетонных плит на железном каркасе — я про них только читала, но своими глазами еще не видела. Заметив мое любопытство, Василий Васильевич пояснил:

— Субсидированное жилье. Город снижает налоги тем предпринимателям, которые строят дома для своих работников.

Я с умным видом покивала.

Наши попутчики в экипаже все больше молчали. Пастухов вообще заснул, улегшись прямо на пол: очевидно, в отличие от многих генмодов, у него не было предубеждений против традиционно животного поведения. А может быть, он просто настолько вымотался на своей работе, что ему было уже совсем все равно.

Наконец мы приблизились к одной из семи башен — к башне номер два; большая двойка, выложенная отполированным металлом, сияла на солнце над нашими головами.

При взгляде снизу это строение поражало воображение. Его металлический каркас, по каким-то соображениям размещенный снаружи здания, уходил прямо в зенит — крыши увидеть было нельзя даже на порядочном от нее расстоянии. Если задрать голову, виднелись черные точки аэротакси, сновавшие вокруг на разных уровнях. Я вдруг сообразила, что это та самая башня, в которой находилась достопамятная кофейня.

Надеюсь, тело убитого лежит не в ней?

Нет, оказалось, что не там.

Убитый, Иннокентий Павлович Стряпухин, был главным инженером и по совместительству владельцем небольшого предприятия по сборке пишущих машинок, которое снимало помещения в башне — два производственных цеха и административные кабинеты. Меня поразило то, что эти довольно просторные площади делили этаж с заводиком по производству каркасов для газовых ламп.

Семь Башен были когда-то построены богатейшими людьми города и муниципалитетом вскладчину, на репарации, выплаченные после Большой войны. Строительство тянулось двадцать лет. Внутри Башен размещались не какие-то большие заводы — скорее, множество маленьких заводиков, производящих все что угодно, от алюминиевых вилок до шляпок.

Все это могло сосуществовать благодаря сверхсовременной системе вентиляции и электрификации: каждое помещение башни представляло собой универсальный каркас для любого производственного цеха, оставалось только завезти и подключить нужное оборудование.

Все это было мне известно — нельзя работать в Необходимске, а тем более под началом моего шефа, и не знать таких вещей! Но я никогда особенно не осмысляла это свое знание. Оловянный конец меня интересовал мало.

Теперь же, оказавшись внутри одной из Башен, я поразилась тому, как на самом деле удобно тут все устроено. Вентиляция и впрямь работала прекрасно: в коридорах постоянно витали легкие запахи сварки и еще чего-то, непонятного, химического, но было прохладно — вполне можно жить! Правда, в жаркие дни здесь, скорее всего, не так радостно.

Кроме того, мне стало понятно, зачем каркас здания вынесен наружу: на нем размещались запасные ходы и выходы. Архитекторы Башни постарались устроить все так, чтобы, если в одном из цехов произойдет авария, башня не оказалась бы ловушкой для всех, кто в ней находится.

Благодаря лифтам мы добрались до помещения завода печатных машинок на четырнадцатом этаже всего за несколько минут.

Два сборочных цеха пустовали. Лежащие на столах наполовину собранные печатные машинки напомнили мне челюсти странных доисторических животных — в нашем палеонтологическом музее есть такая выставка.

Административные помещения нависали над цехом: высокие потолки позволяли встроить их в помещение в виде полуторного этажа. Видимо, это было сделано для того, чтобы владелец завода мог наблюдать за производством, как надсмотрщик.

Перед ведущей к этим помещениям подзаржавевшей металлической лестницей стояло несколько голубых картонных конусов: знак, что территория оцеплена, и на ней работает полиция. Главный судмедэксперт Копылов галантно отодвинул эти голубые конусы перед нами с Жанарой. А может быть, дело было не в галантности, может быть, ему так полагалось по должности.

Едва мы поднялись наверх, в святая святых этого арендованного заводика, я тут же поняла, что здесь никто за работой внизу не наблюдал уже давно. Все огромные оконные переплеты были заставлены изнутри чертежными кульманами, как будто покойный их коллекционировал.

Сам инженер Стряпухин лежал в луже темной крови у обширного стола, больше напоминающего верстак, чем конторскую принадлежность. От него начинало уже немного попахивать разложением — возможно, только для самых чувствительных носов (шеф брезгливо дернулся у меня на руках, Пастухов тоже замешкался на пороге, но остальные и не поморщились).

— Сколько здесь уже лежит тело? — спросил шеф.

— Со вчерашнего вечера, — сказала девушка в белом халате, которая как раз устанавливала в кабинете фотокамеру. Копылов представил ее коротко: «Иванова, из моей команды». Полицейские редко соблюдают этикет, особенно при деле.

— А точнее? — встопорщил усы Василий Васильевич.

— А точнее вам только господь Иегова скажет, — бестрепетно сообщила шефу девица, и я тут же мысленно ее пожалела. — И то только после всестороннего обследования. Которое я еще не закончила!