Варвара Мадоши - Ген подчинения [СИ]

Я еще раз оглядела комнату новыми глазами. Шеф был прав. Бумаги и впрямь были сложены если и не аккуратно в прямом смысле, то в довольно логичном порядке: более старые (либо пожелтевшие, либо с датами прошлого и позапрошлого года) лежали подальше от стола, более новые — поближе. На всех кульманах, прикрывающих окна, были приколоты чистовые версии чертежей, ни одного незаконченного.

Да, хозяин кабинета явно сводил все воедино!

— Логично, — сказала Салтымбаева. — Но если это и впрямь профессионал, найти его или заказчиков будет очень трудно. Поэтому лично я собираюсь отработать вероятность, что это кто-то из помощников или работников на фабрике. Вахтер уверяет, что они все прошли через проходную, и росписи это подтверждают. Но кто-то мог проскочить назад мимо него. Надо проверить их алиби.

— И начните с этого мальчика в каталажке, — сказал шеф.

— Вот как раз им закончу, — бросила Салтымбаева. — Он-то явно никуда не денется, а другие могут и сбежать от испуга, — она, похоже, увидела выражение моего лица и добавила чуть мягче: — У нас в предварилке недавно ремонт сделали, он там даже насморк не схватит.

Но я вспомнила, как на нашем математическом кружке все обсуждали Эльдара. Вспомнила эту стопку книжек. Подумала, что он работал и в лавке енота, и тут, на заводе, да по вечерам еще и учился. В камере у него книжек нет, и работать он не может. Что, если енот его уволит? Как ему тогда быть?

Да и работу у инженера он уже потерял, раз того убили. Есть ли у него какие-то накопления, чтобы прожить, когда его отпустят?

Почему-то я сомневалась в этом. Я не знала, сколько сейчас платят на заводах, но от хорошей жизни на две работы не пойдешь. Может быть, Волкову приходится содержать семью — например, младших братишек и сестренок.

Внезапно шеф сказал:

— Если хотите, я могу взять проверку алиби Волкова на себя.

Пастухов удивленно на него поглядел:

— Что это ты?

Шеф слегка раздраженно взмахнул хвостом.

— Так ведь ты мне сам рассказал, что вы взяли этого парня на математическом кружке, где присутствовала моя помощница. Анне не повредит лишний опыт, и к тому же она теперь будет переживать. Ведь будете, Анна?

Шеф проницательно посмотрел на меня, и я покраснела. То ли он рассуждал так же, как я, и ему стало жалко юношу, то ли он решил поощрить мои взаимоотношения «с другими человеческими детенышами», как он сам прежде выражался. Так или иначе, но он внезапно предложил именно то, чего мне самой отчаянно хотелось. Давно я не испытывала такой горячей благодарности к Мурчалову!

Но вслух я сказала:

— Вы правы, шеф, я еще не проверяла ничьи алиби. Этот опыт мне пригодится.

— Все равно потом самим еще раз опрашивать… — с сомнением покачала головой Салтымбаева. — Без обид, Анна, но…

— Ладно вам, Жанара Адильбековна! — возразил шеф. — Вы на проверку алиби все равно посылаете стажеров. А потом, если надо, уже во время предсудебной подготовки разошлете всем повестки да подтвердите протоколом. И времени никакого тратить не надо, они к вами сами придут.

— Пусть их, Жан, — коротко гавкнул Пастухов. — У нас все равно рук не хватает.

— Ладно, — сдалась Салтымбаева, — но вашу полную почасовую ставку за эту работу мы платить не будем!

— Ничего иного я и не ожидал, — шеф усмехнулся в усы. — Молодежь полезно учить тому, что альтруистические порывы удовлетворяют за свой счет.

Ах он котяра! Опять запряг меня работать бесплатно!

До этого случая мне никогда не случалось бывать в Центральном городском управлении правопорядка — а именно там работали Пастухов и Салтымбаева. И правильно, ведь они были инспекторами, а не обычными городовыми. Обычные городовые обитают в квартальных участках и занимаются по большей части мелкими бытовыми спорами, регистрируют проживающих в городе не-граждан, а также помогают утихомирить расшумевшихся пьяниц.

Издалека я управление правопорядка, конечно, видела: это очень красивое старинное здание в готическом стиле, со стрельчатыми окнами, забранными витыми переплетами. Есть легенда, что когда сто лет назад его начали строить, тогдашний мэр возмутился предстоящими расходами и воскликнул: «Что вы за смету мне показываете, это же собор какой-то!» Главный архитектор немедленно нашелся с ответом: «Конечно, это храм, ваше превосходительство! Храм правосудия!»

Так и пошло, что в народе его называют просто Собором. Как я уже сказала, в Необходимске соборов несколько, но если говорят просто, без уточнения (например, Собор святой Троицы или Собор Богоматери на Неперехожей), то, значит, имеют в виду его — ЦГУП.

Обширный вестибюль Центрального управления напомнил мне почту или банк: много конторок с клерками, толпа народу, все чего-то хотят и требуют. Я даже растерялась: почему-то мне казалось, что здесь не должно быть так шумно и людно. Салтымбаева решительно взяла меня за локоть и провела к двери в служебный коридор, который сиял свежей побелкой, освещенной электрическими лампочками через равные промежутки.

В конце коридора обнаружилась еще одна конторка, за которой скучал полицейский — на сей раз не клерк, а одетый в форму, только фуражка лежала рядом. Увидев инспектора, он торопливо принялся ее нахлобучивать, но моя спутница только рукой махнула.

— Петюнь, это ассистентка Мурчалова. Поможет нам с проверкой свидетелей по новому делу. Пропусти ее, пусть поговорит с заключенным, которого я пару часов сдала — Волковым Э. А.

Она так и сказала «Э-А». Впервые я слышала, чтобы чье-то имя вот так произносили инициалами. Плюс к тому Салтымбаева назвала подчиненного фамильярно по имени и на «ты»! Да и меня не подумала представить. Правду говорят, что манера речи у полицейских ни на что не похожая.

— Слуш-с, — кивнул головой Петюня.

И тоже не добавил ни «госпожа инспектор», ни «Жанара Адильбековна».

— Пойдемте, барышня, — сказал он мне и, взяв со своей конторки стопку ключей, приглашающе позвенел ими.

— Ну, на сем я с вами прощаюсь, — сказала Салтымбаева, уже разворачиваясь прочь. — Напишите отчет, занесете мне в кабинет, вам покажут.

— Кто покажет? — спросила я ей в спину с легким отчаянием. Я понятия не имела, как писать отчет так, чтобы он устроил полицию.

— Кто-нибудь, — она сделала неопределенный жест рукой в коричневой форменной перчатке.

Мы прошли еще немного беленым коридором и оказались у ряда камер. В моем представлении вся передняя дверь камеры должна была быть забрана решеткой, чтобы видеть, что происходит внутри, но двери оказались обычными, только с маленькими полукруглыми решетчатыми окошками. Они тоже напоминали скорее конторские, чем тюремные.