Варвара Мадоши - Ген подчинения [СИ]

— На самом деле я терпеть его не могла. Мама любила всякие блестящие вещи, с кучей бисера. Я — нет. Так что это ничего.

Ну конечно, подумала я. Именно потому, что тебе было все нипочем, ты до сих пор говоришь об этом с таким лицом.

— Это правда были пустяки, — мягко проговорила Марина, видно, увидев что-то у меня в глазах. — И даже то, что из-за всех этих дополнительных обязанностей мне редко удавалось поспать больше пяти-шести часов за ночь, тоже было не так страшно. Отчасти я навлекла это на себя сама: училась особенно усердно. Я подумала — что со мной станет, когда директор завершит свою предвыборную кампанию? Хватит ли его щедрости на два года? А ведь это была действительно щедрость, несмотря ни на что, — Марина вздохнула. — Я очень постаралась и уложилась с изучением программы в один год вместо двух. В конце девятого класса я заявила, что хочу держать экзамен сразу за десятый. И выдержала. Сдала на низкие баллы, но этого хватило для получения аттестата. Потом я еще два года работала приказчицей в обувной лавке и доучивала то, что мне не хватало для поступления в университет. Там было легче — оставалось больше свободного времени. Я даже высыпалась. Главное, что мне не надо было больше молчать и терпеть все, что бы со мной ни делали, и соглашаться со всем, чего от меня требовали! — теперь голос ее набрал гневную силу, хотя она по-прежнему старалась говорить негромко, чтобы нас не подслушали.

— Так вот что значит, что ты целый год была куклой, — поняла я.

— Именно, — кивнула Марина. — Ты извини, если сравниваю. Я понимаю, что тебе пришлось гораздо тяжелее. Но я тоже немного представляю, каково это, когда загоняешь все внутрь себя, и ни словом, ни взглядом нельзя перечить! Только я хотя бы в сердце была свободна, — она положила руку на грудь. — А ты даже там — нет. Невероятный ужас. Как только представлю, что Всевышний допустил такое, так сразу начинаю жалеть, что не атеистка!

Почему-то эти слова вызвали у меня улыбку — может быть, тем, что на этой фразе в серьезности Марины появился оттенок комизма, как будто она подтрунивала над собственной верой. Многие ли верующие на это способны? Но Марина во многих отношениях была исключением из правил.

— А я атеистка, — сказала я.

— Это, несомненно, преимущество.

Мы улыбнулись обе.

Вдруг я почувствовала некий вопрос, который царапался у меня в горле и рвался на язык. Наверное, я нарушала им установившуюся между нами атмосферу хрупкого доверия и взаимопонимания. Может быть, рисковала даже тем, что в глазах у Марины проскользнет тень скрываемого отвращения или неловкости, но все же я не могла его не задать.

— И тебе… не противно? — тихо спросила я. — Что я такая?

— Какая — такая?

— Не человек?

Марина фыркнула.

— Дорогая, я зарабатываю на жизнь тем, что учу детей-генмодов! С чего бы я испытала к тебе отвращение, узнав, что ты — одна из них?

— Да, но… — из меня вдруг выскочила эта мысль, старательно отпихиваемая весь этот месяц. Сколько я усилий прикладывала, чтобы не думать ее, и вот она излилась даже без всякого намека со стороны моей собеседницы! — У них другие тела, и… мне кажется, многие люди воспринимают генмодов, как особенно умных животных! С ними можно дружить, с ними можно работать, но они другой формы, другого вида, и поэтому легче! А я — вроде такая же, как все, а внутри какой-то гибрид, монстр…

— Аня! — Марина схватила меня за плечи. — Ты не гибрид! И не монстр! И если еще хоть слово такое скажешь о моей подруге, я залеплю тебе пощечину, честное слово!

У Марины были такие бешеные глаза, что я ни секунды не сомневалась: залепит!

Тут она спрыгнула со стола — и крепко-крепко обняла меня, так, что чуть не затрещали ребра. Потом отстранилась, поцеловала в щеку, лоб, в нос — благо, я все еще сидела на стуле, и стоя она дотягивалась без всяких проблем. Даже в губы коротко поцеловала.

— Ты прекрасный человек, куда более настоящий, чем девяносто девять процентов людей в Необходимске! — сказала она, прижимаясь щекой к моей щеке. — И если я тебя еще и не люблю, то очень скоро полюблю совсем! И уж тогда тебе будет от меня не отделаться!

Я обняла ее в ответ и почувствовала, что у меня снова глаза на мокром месте.

— Спасибо, — прошептала я. — Я… я тоже тебя люблю. И вовсе не хочу отделываться.

Если у меня есть шеф, есть Прохор, и теперь вот есть Марина… может быть, все остальное не так уж важно? Может быть, не так уж важно даже то, что я такая плохая сыщица, если они все равно меня любят?

Сыщица! Аттракцион Монро! Призрак, которого я видела!

Уж не такой ли это призрак, который мы наблюдали в доме Галины Георгиевны?! Ведь белый туман клубился совершенно так же!

— Марина! — я прервала объятия первой, забыв даже о наворачивающихся слезах. — Нам нужно вернуться обратно к этому… «Страху в генах»!

— Да, в самом деле, — сердито проговорила Марина. — Нужно задать им перцу как следует! До чего безответственный делец! Пусть катится в ад!

Я охнула, смущенная слишком резким ругательством. Марина фыркнула в ответ на то, как я покраснела.

— В ад, — сочно повторила она, — и еще не туда пусть катится! Даже воды тебе не принес, хотя я ему и велела.

— Мариночка, дело не в этом! Очень может быть, что он — международный аферист, которого мы с шефом ловим!

Теперь настал очередь Марины краснеть — на сей раз от удовольствия.

— Так чего же мы ждем! — воскликнула она. — Пойдем, всегда мечтала поучаствовать в детективной работе!

Как только меня отпустил приступ панического удушья, я начала немного лучше соображать. И мне почти сразу стало ясно, что никакие «подсознательные страхи» генетическим тестом не выявить, как я и подумала с самого начала. Нет, наверное, бывают и страхи, оставленные нам предками где-нибудь на уровне рефлексов — например, боязнь прыгающих хищников или существ, у которых больше чем два глаза. И, может быть, эти страхи проявляются по-разному у разных людей. Но все равно, их таким простым анализом не считаешь. Приложил бумажку — и все! Это похоже разве что на экспресс-тест на аллергию какой-нибудь, и то они обычно сложнее.

Значит, Монро жульничал. Но почему тогда я увидела Златовскую?..

А Златовскую ли?

Я увидела женщину под вуалью, потом кого-то в женской одежде, лежащего ничком. По росту, по фигуре, по общему моему настрою мне показалось, что это Златовская. Но лицо ее было от меня скрыто.

(«Нет, — сказала мне часть моего сознания, — не обманывай себя, это была именно Златовская! Все, все знают, что ты сделала!». Но мне удалось временно не обращать на эту паникершу внимания.)