Сергей Алексеев - Молчание пирамид

— А-а… — отстраненно протянул Плюхач.

— Закрывай коробку и поехали, — велел Самохин.

— Куда?

— Обратно в Забавинск.

— Ничего себе!..

— Так надо. Садись назад и спи. Часа через четыре разбужу, подменишь.

Плюхач молча забрался на заднее сиденье, однако спать не лег, а развернулся, опустил сегмент спинки и подтянул к себе коробку.

— Я еще подержу его в руках, — с детской непосредственностью проговорил он. — Так забавно…

— Держи.

— А, слушай, что ты начинал про нищих говорить? Подал милостыню первый раз, и началось… Что началось-то?

— Везение.

— Ты серьезно?.. Ну и в чем же?

— Во всем. Во-первых я опоздал на самолет, который гробанулся. Помнишь, на прошлой неделе террористы взорвали?

— Ну!..

— Я должен был лететь на нем. Даже билет сохранился, могу показать.

— А откуда должен был лететь?

— Это уже не имеет значения. Главное, я на него не успел.

— Поэтому прилетел в Забавинск на два дня позже? И я, как дурак, сидел и ждал?

— Представь себе, а если бы я не опоздал на свой рейс?

— Да… То есть, подавая нищему, ты принес жертву и откупился от смерти?

— Конечно, все это мистика… Но это так.

Помощник замолчал и вроде бы скоро сонно засопел, однако вдруг сказал совершенно бодрым голосом:

— Знаешь, а я верю тебе. Мы просто мало знаем механику… всех этих чудес. Мы слишком логичны, чтобы понимать нелогичные связи. Ты счастливчик! Прикоснулся к неведомому.

— Я уже три года пытался прикоснуться, по должности, — признался Самохин. — А теперь есть опасность лишиться работы.

— Почему?

— У нас в «Бурводстрое» ежегодное тестирование. Хитрые такие блицвопросы и блицответы… Поймают и уволят, ничего не объясняя. У вас ведь тоже есть проверки на профпригодность?

Плюхач промолчал.

Первые два часа обратного пути Самохин ехал осторожно, внутренне напрягаясь от всех встречных фар, потом обвыкся и уже тупо рулил по пустеющей ночной трассе. Помощник спал, как наигравшийся ребенок, и точно так же иногда встряхивался, жадно пил воду из бутылки и снова тянул руки к коробке, как к понравившейся игрушке.

— Он все-таки археологического происхождения, — внезапно громко произнес он, хотя мгновение назад храпел. — Его достали… из пирамиды.

— Откуда? — Самохин притормозил и оглянулся.

— Из какой-то пирамиды… Но вроде не египетской. Я был в Египте.

— С чего ты взял?

— А вот трогаю его, и мне видится…

В другой раз Самохин бы посмеялся над помощником, мол, еще один ясновидящий объявился! Случалось, некоторые особо впечатлительные опера ФСБ, приданные сотрудникам «Бурводстроя», быстро увлекались чертовщиной и иногда объявляли, что у них просыпаются сверхвозможности.

Адмирал был прав: надо иметь крепкие мозги, чтобы не свихнуться, соприкасаясь с чудесными явлениями. Обычно впечатлительных отстраняли от работы, переводили на легкий, не связанный с напряжением мозгов труд и, случалось, даже увольняли.

Сейчас Самохину было не до смеха, поскольку он тотчас вспомнил бывшего смершевского сексота Допша, который проваливался в Тартарары — город, состоящий из пирамид…

Встречаться они никак не могли…

— Тебе кто сказал про пирамиды?

— Никто…

— Лучше тебе не трогать жемчуг, — посоветовал Самохин. — Этот опасно для здоровья. Закрой коробку и спи.

— Да я на самом деле видел! — Искренне признался Плюхач. — Сверху покрыты чем-то блестящим…

— Кто покрыт?

— Пирамиды… Что-то вроде слюды… Или нет, скорее стеклом или даже хрусталем.

— Ты под землю не проваливался?

— Пока Бог миловал…

— Один твой коллега проваливался в Тартарары. — Самохин пытался иронизировать, но сам чувствовал знакомый озноб, как в тот момент, когда обнаружил пеленку, материализовавшуюся из сновидения. — И знаешь, где потом оказался?

— Где?

— В специальном медучреждении.

— Нет, правда! — помощник сам светился, как хрустальный. — Ты разве не чуешь? То есть не видишь?

— По крайней мере хрустальных пирамид не вижу. Садись за руль, светает. Меня в сон клонит.

Плюхач смущенно помялся, обернулся к коробке.

— А можно, возьму одну жемчужину и подержу в руках? Так, для эксперимента? Да ты не бойся, никуда она не денется!

— Такие эксперименты плохо заканчиваются, — уже серьезно сказал Самохин.

— У меня психика нормальная. Я все комиссии прохожу на раз.

— Ну, гляди… — Сергей Николаевич остановил машину. — Только не потеряй чувства реальности. А то будем ночевать в кювете.

Плюхач достал жемчужину, закрыл коробку и сел за руль.

— Нет, в самом деле забавно!.. Откуда такие картинки?

У Самохина в связи с этим были свои картинки: стоило закрыть глаза, и бывший смершевец опять, как наваждение, возникал перед взором — сидел в песочнице и копал песок, притягивая к себе все мысли и чувства.

Через полчаса стало понятно, что, если думать о нем, то уже никак не уснуть, и тогда Самохин стал слушать гул двигателя, смотреть, как всходит солнце. Взгляд наконец-то зацепился за туманные луговины вдоль дороги, и сразу же вспомнилась

Саша, тот единственный яркий день в их жизни, когда они возвращались из Коломны, однако и это не помогло.

Но в тот же миг почему-то возникло чувство, будто ей сейчас грозит опасность.

Он пытался развеять его другими воспоминаниями, однако перед глазами теперь вместо песочницы возникла глубокая яма, в которой Сашу будто бы привалило землей и она не может выбраться…

Все! Это уже психологическое переутомление. Лучший способ — хорошо выпить и поспать часов пятнадцать до полного вытрезвления.

— И что тебе видится? — спросил Самохин, чтоб отвлечься от всяких мыслей.

— Странно… Ничего, — хрипло отозвался Плюхач. — Наверное, горсть надо было взять.

Сергей Николаевич засунул руку в коробку: жемчуг показался ему теплым…

— А где в Забавинске остановимся? — спросил помощник. — Лучше бы в гостинице, где побольше народа…

— Хлопец же снял квартиру…

— Тебе так надо?

— Начальству так надо… По пути купим водки, закуски, вмажем как следует и выспимся.

Плюхач вытаращил глаза, спросил нудным голосом добропорядочной жены:

— Это так принято в «Бурводстрое»?

После насыщенных событий первых дней забавинской командировки девять последующих оказались безмятежными, окончательно расслабили, избавили от навязчивых воспоминаний, ощущения неуверенности и страха за близких. И одновременно создали впечатление, что город насыщен «верными» людьми адмирала. Никто не приходил, не звонил, не приставал на улицах, явно не крутился возле дома; жизнь будто остановилась или, скорее, полностью оказалась под контролем Липового.

Максим Гаврилович исправно связывался с Самохиным каждый день, и лишь для того, чтобы справиться о самочувствии — однажды пришлось сказать, что последнее время мучает язва, посоветовать что-нибудь из народных средств и пожелать спокойной ночи.