Джон Скальци - В клетке. Вирус. Напролом [сборник litres]

– Приказ о передаче тела уже в работе.

– Хорошо бы также запросить у полиции все записи. На этот раз в хорошем разрешении, – вспомнив присланный детективом Тринх файл, добавил я.

– Правильно, – сказала Ванн. – Что еще?

– Установить слежку за Беллом?

– Я отправила запрос. Но не рассчитываю на положительный ответ.

– Мы не станем отслеживать потенциального подозреваемого в убийстве?

– Возможно, вы обратили внимание на то, что в выходные намечается марш протеста.

– Это проблемы полиции, – указал я.

– Только в том, что касается проведения самого марша. Но присматривать за протестными лидерами и прочими особо важными персонами – целиком наша работа. Что насчет Шварца?

– Он зануда? – предположил я.

– Я не это имела в виду. Вы верите в историю о том, как он стал адвокатом Белла?

– Почему нет? Шварц по-настоящему богат. Я проверил это, когда собирал данные о нем. С помощью «Акселеранта» наш адвокат подорожал по меньшей мере на двести-триста миллионов. А богачи совершают много репутационных сделок.

– Понятия не имею, о чем вы, – сунув в рот очередную порцию карнитас, заметила Ванн.

– Богатые люди выказывают свою благодарность услугами. Когда все твои знакомые имеют больше денег, чем знают способов их потратить, деньги перестают быть полезным инструментом сделки. Поэтому вместо них ты предлагаешь услуги. Соглашения. Ты – мне, я – тебе. То, что предполагает твое личное участие, а не деньги. Потому что, когда ты богат, самое ценное – твое личное время.

– Это из личного опыта? – спросила Ванн.

– Из опыта очень пристальных наблюдений, – ответил я.

Ответ, казалось, ее удовлетворил.

– Значит, по-вашему, со стороны Шварца это может быть любезным одолжением наемному работнику? – сказала она.

– Я бы этому не удивился. Если только вы не предполагаете что-нибудь еще.

– Именно «что-нибудь еще» я и предполагаю. Вернее, кого-нибудь. Лукаса Хаббарда.

Я задумался. Хм, Лукас Хаббард. А затем меня будто шлепнуло селедкой по лбу.

– О мой бог! – выдохнул я.

– Ну да. Председатель совета директоров и генеральный директор «Акселеранта», богатейший хаден планеты. Он живет в Фоллс-Чёрч и почти наверняка использует интегратора для собраний совета и личных бесед. При встречах лицом к лицу необходимо это самое лицо. Живое. Только без обид.

– Я и не думал обижаться, – заверил я. – А мы точно знаем, что Николас Белл его интегратор?

– Можно выяснить. В Вашингтоне не так много интеграторов, и половина из них – женщины, что автоматически исключает их из списка, судя по тому, что мне известно о Хаббарде.

– Я знаю людей, которые связывают интеграторов долгосрочными контрактами, – сказал я, – запрещающими их использование, кроме как в случаях общественных работ по требованию Национальных институтов здравоохранения. Если Белл на таком контракте, мы можем выяснить, с кем он заключен.

– Ну да, – процедила Ванн. – Как же я ненавижу это дерьмо.

– Вы же сами сказали Беллу про Абрамса—Кеттеринг, – напомнил я. – Закон прошел, и внезапно куча народу задумалась о том, откуда берутся их зарплатные чеки. Всем живущим за счет хаденов теперь придется искать новые способы заработка. Богатые хадены смогут платить за интеграторов. А интеграторам надо на что-то жить.

Ванн недовольно уставилась в тарелку.

– Вряд ли для вас это сюрприз, – добавил я и уже хотел спросить о ее собственном интеграторском опыте, но пискнул сигнал сообщения, прежде чем я успел это сделать. – Простите, одну минуту.

Она кивнула. Я открыл в голове окно сообщения и увидел Миранду, мою дневную сиделку. На заднем фоне был я собственной персоной в своей комнате.

– Привет, Миранда, что нового? – спросил я.

– У меня три пункта, – сообщила она. – Первый: тот пролежень на вашем бедре опять появился. Вы уже чувствуете его?

– Я сегодня работаю с трилом, поэтому переключил ощущения на него, – ответил я. – Никаких изменений со своим телом не заметил.

– Хорошо, – сказала Миранда. – Я на всякий случай поставила анестезию. Нам придется немного изменить расписание движений вашего тела, чтобы избежать воспаления, поэтому не удивляйтесь, если по возвращении домой сегодня обнаружите себя лежащим ничком на кровати.

– Понял, – сказал я.

– Второй пункт: не забудьте, что в четыре часа доктор Аль придет заниматься вашим коренным зубом. Возможно, вы захотите перед этим уменьшить чувствительность тела. Доктор сказала мне, что, скорее всего, работы предстоит много.

– Это нечестно – зубами не пользуюсь, а все равно кариес, – попытался пошутить я.

– Третий пункт: заходила ваша мама и просила напомнить вам, чтобы вы были у них ровно в семь вечера. Она хотела, чтобы я непременно передала, что прием устраивается в вашу честь по случаю вашей новой работы и вам не следует конфузить ее опозданием.

– Не буду конфузить, – пообещал я.

– А я хочу напомнить вам: скажите своей маме, что передавать сообщения – это не моя работа, тем более что ваша мама сама вполне способна с вами связаться.

– Знаю. Извините.

– Мне нравится ваша мама, но если она не оставит своих гребаных эдвардианских манер, мне придется отравить ее хлороформом.

– Справедливо, – сказал я. – Я поговорю с ней, Миранда. Обещаю.

– Ну ладно. Дайте знать, если пролежень начнет беспокоить. Вот же беда с ним!

– Непременно. Спасибо, Миранда, – сказал я.

Она отсоединилась, и я снова переключился на Ванн:

– Прошу прощения.

– Все в порядке? – спросила она.

– У меня пролежень, – сообщил я.

– Это опасно?

– Все нормально. Моя сиделка меня поворачивает.

– Представляю себе, – проговорила Ванн.

– Добро пожаловать в мир хаденов, – объявил я.

– Возможно, я не слишком разбираюсь в этом, но странно, что у вас нет одной из тех «колыбелей», которые создали специально, чтобы не допускать пролежней, поддерживать мышечный тонус и все такое прочее.

– Есть, – сказал я. – Просто я легко покрываюсь язвами. Такая болезнь. Никак не связанная с синдромом Хаден. Я бы страдал от нее, даже если бы не был, – я шевельнул рукой, показывая на свой трил, – вот этим.

– Да, не позавидуешь.

– У каждого свои проблемы.

– Ладно, давайте вернемся к Беллу, – предложила Ванн. – Что-нибудь еще мы можем придумать?

– Нужно ли нам принять во внимание его сестру? – спросил я.

– С какой стати? – удивилась Ванн.

– Не знаю. Возможно, потому, что Кассандра Белл – самый известный в стране хаден-сепаратист и в данное время организует общую забастовку и тот протестный марш, о котором вы мне напоминали?

– Я знаю, кто она, – заметила Ванн. – Я спросила, почему вы считаете ее причастной.

– Я так не считаю. Но мне кажется, когда прежде ничем не засветившийся интегратор оказывается братом лидера хаденского радикального движения, вовлеченным в дело о предполагаемом убийстве, и использует свое тело как оружие, нам стоит учитывать все аспекты.