Дин Кунц - При свете луны

– Я не удивлен.

– Но откуда я могу об этом знать?

Отвечать на этот вопрос Дилан не стал.

– Наномашины смогут выявлять и уничтожать колонии раковых клеток, прежде чем опухоль превысит размер половины булавочной головки.

– Трудно представить себе оборотную сторону этого достижения. Но она наверняка есть. И почему ты говоришь так загадочно? Почему думаешь, что мне все это должно быть знакомо?

Из угла послышалось: «Здесьтам».

– Дерьмо! – Дилан так резко вскочил, что опрокинул стул.

Джилли сидела к Шепу ближе, чем Дилан, так что добралась до него первой. Не увидела ничего необычного, ни красного тоннеля в Калифорнию, ни чего-то другого.

Шеперд более не упирался макушкой в угол. Отступил на шаг, выпрямился, поднял голову, уставился на что-то интересное, но определенно недоступное глазам Джилли.

Снова поднял правую руку, словно принимая присягу, но махать ею не стал. В тот самый момент, когда Джилли подошла к нему, ухватился за что-то из воздуха перед своим лицом большим и указательным пальцем. Ухватился за… ухватился за ничто, насколько она могла судить. А потом вертанул это ничто, и угол перед ними начал складываться.

– Нет, – выдохнула Джилли и, даже зная, что Шеперд терпеть не может физического контакта, протянула руку и накрыла его пальцы. – Не делай этого, сладенький.

Многочисленные сегменты трехполосных обоев, которые ранее были плохо подогнаны только в углу, начали вдруг изгибаться, и Джилли уже не могла понять, где угол, а где стена.

С другой стороны Дилан положил руку на плечо брата:

– Оставайся здесь, дружище. Оставайся здесь, с нами, в безопасности.

Сложение прекратилось, угол застыл в некой сюрреалистичной форме.

Джилли смотрела на этот маленький кусочек мира словно через октагональную призму. Сейчас мозг ее отказывался воспринимать это зрелище даже в большей степени, чем чуть раньше, когда перед ней открылся грязно-красный тоннель.

Ладонью она лишь касалась руки Шепа, боялась надавить, боялась, что ее движение ускорит переход из «здесь» в «там», куда бы ни захотел перенести их на этот раз Шеп.

– Выпрями угол, сладенький. – Трещины бежали по ее голосу совсем как по стенам. – Выпрями. Верни его в исходное состояние.

Шеп по-прежнему сжимал между большим и указательным пальцем материю реальности.

Медленно он повернул голову к Джилли. Встретился с ней взглядом. Раньше такое случилось лишь однажды, когда он находился на заднем сиденье «экспедишн», рядом с домом на Эвкалиптовой авеню, сразу после того, как Дилан покинул их, ничего не объяснив. Тогда Шеп сразу ушел от контакта, отвел глаза.

На этот раз он выдержал ее взгляд. Его зеленые глаза казались глубокими, словно океан, и светились изнутри.

– Ты чувствуешь? – спросил он.

– Чувствую что?

– Чувствуешь, как это работает, закручиваясь и скручиваясь?

Касание руки, решила Джилли. По его разумению, благодаря касанию руки она может ощутить то, что чувствовал он между большим и указательным пальцем, но ощущала только теплую кожу, запястные кости да костяшки пальцев. Она ожидала обнаружить невероятное напряжение, огромные усилия, которые затрачивает Шеп, чтобы совершать этот удивительный подвиг, но рука, да и тело оставались расслабленными, словно он не видел разницы между сложением пространства и, скажем, полотенца.

– Ты чувствуешь, как это прекрасно? – спросил он, обращаясь к ней с прямотой, столь несвойственной аутистам.

Какой бы прекрасной ни была сокрытая от всех структура реальности, столь близкое соприкосновение с ней, в отличие от Шепа, определенно не радовало Джилли, наоборот, вызывало ужас, от которого кровь застывала в жилах. Она ничего не хотела понимать, желала только одного: чтобы Шеп закрыл портал до того, как тот полностью откроется.

– Пожалуйста, выпрями угол, сладенький. Выпрями его, чтобы я смогла почувствовать, как он раскладывается.

Хотя отца Джилли застрелили год тому назад – очередная сделка по продаже наркотиков прошла не так, как ему хотелось, – у Джилли почему-то возникла нелепая идея: если Шеп не вернет угол в исходное состояние, а сложит до конца и перенесет их из «здесь» в «там», то она окажется лицом к лицу с ненавистным отцом, который встретит ее той самой мерзкой улыбкой, какой улыбался, когда открывал дверь и переступал порог их квартиры. Она не сомневалась, что Шеп может распахнуть ворота в ад с той же легкостью, с какой распахивал ворота в Калифорнию, чтобы посодействовать встрече дочери с отцом. «Пришел получить страховку за глаз, дочка. Ты приготовила денежки на страховую премию?» Словно Шеп, сам того не желая, мог дать отцу шанс дотянуться до нее из Потусторонья и выполнить свою угрозу, выбить ей один глаз, а то и оба.

Шеп перевел взгляд на свой большой и указательный палец.

Ранее он вертанул щепотку ничего слева направо. Теперь – справа налево.

Расположенные под невероятными углами полосы на обоях выпрямились, заняли вертикальное положение. Появился и угол, прямая линия от пола до потолка, без зигов и загов, в которую сходились две стены. Октагональную призму, возникшую было перед ее глазами, убрали.

Уставившись на большой и указательный пальцы Шепа, которые продолжали что-то сжимать, Джилли решила, что видит воздушную рябь, чем-то напоминающую смятый кусочек тонкой пластмассовой обертки.

Потом его бледные пальцы раздвинулись, отпустив то, что держали и вертели.

Даже сбоку Джилли увидела, как зеленые глаза затуманились и место океанских глубин заняло мелководье, восторг сменился… унынием.

– Хорошо, – в голосе Дилана слышалось облегчение. – Спасибо, Шеп. Очень хорошо. Просто отлично.

Джилли отпустила руку Шепа, которая тут же упала. Он наклонил голову, уставился в пол, плечи поникли, словно, на мгновение вкусив свободы, он вновь вернулся в тюрьму аутизма.

Дилан взял второй стул от столика у окна, переставил к письменному столу, и они втроем, с Шепом посередине, чтобы постоянно держать его под контролем, полукругом уселись перед ноутбуком.

Молодой человек сидел, прижав подбородок к груди. Руки лежали на коленях ладонями вверх. Вроде бы Шеп гадал по ним: линия сердца, линия головы, линия жизни, много, много линий выходило из зазора между большим и указательным пальцем, того самого места, которое носило название «анатомическая табакерка».

Мать Джилли гадала по ладони, не за деньги – ради надежды. По отдельности линии сердца, головы, жизни мама не рассматривала. Брала в комплексе и анатомическую табакерку, и подушечки пальцев, и ладонь, и возвышение у большого пальца.

Скрестив руки на груди, Джилли сидела, запрятав кисти под мышки. Не любила, когда ей гадали по ладони.