Сара Маас - Дом Земли и Крови [litres]

– Не вздумай начать, – предостерегла ее Брайс.

Натали плотно сжала губы, чтобы не завизжать от удовольствия. Черные волосы вздрагивали от сдерживаемого смеха, а глаза цвета оникса так и сверкали.

Брайс подчеркнуто проигнорировала тяжелый взгляд золотистых глаз Коннора, продолжая путь к своей комнате.

Что с них взять? Волки, привыкшие совать нос в чужие дела.

Их никогда по ошибке не примешь за людей, хотя тела очень похожи. Слишком рослые и мускулистые, слишком спокойные. Даже пиццу они ели с каким-то выверенным изяществом. Для Брайс это было молчаливым напоминанием о том, что с таким же выверенным изяществом движений волки расправлялись со всеми, кто становился у них на пути.

Она переступила через длинные вытянутые ноги Зака и постаралась не задеть белоснежный хвост Зельды, лежавший на полу возле брата. Это были близнецы, в человеческом обличье худощавые и темноволосые, в волчьем – пара белых грозных животных. Недаром их прозвали Призраками, но даже прозвище старались произносить шепотом.

Поэтому Брайс с предельной осторожностью миновала пушистый хвост Зельды.

Торн хотя бы наградил ее сочувственной улыбкой. Он сидел на скрипучем продавленном кресле возле телевизора. Его шапочка с эмблемой университетской команды была повернута козырьком назад. Он единственный понимал, какими настырными порою бывают члены стаи, и к настроениям Даники относился очень внимательно. К безжалостным выпадам Сабины – тоже.

В стае Торн занимал последнее место. Конечно, можно мечтать, что когда-нибудь Даника – безусловный лидер стаи – обратит на него внимание. Торн не давал волкам ни малейшего повода заподозрить его в симпатиях к Данике. Но Брайс не раз замечала: стоило Торну и Данике оказаться в одной комнате, между ними возникало незримое притяжение. Как будто они были две звезды, движущиеся по сопряженным орбитам.

К счастью для Брайс, она добралась до комнаты, не услышав других комментариев о сексуальных способностях ее дружка. И захлопнула дверь, посылая стае сигнал: «Отвалите!»

В ее комнате стоял покосившийся зеленый шкаф с одеждой. Брайс пошла к нему, но через три шага услышала смех нескольких волчьих глоток. Через мгновение смех подавило злобное, нечеловеческое рычание. Громкое, раскатистое, сулящее бо-ольшие неприятности.

Даника рычала по-другому. Ее рычание было тихим, хрипловатым и холодным. А это принадлежало Коннору – жаркое, страстное, пронизанное чувством.

Брайс встала под душ, чтобы смыть пыль и грязь, прилипавшие к ней всякий раз на пути домой. Изящное здание галереи «Грифон» от ее жилья отделяло пятнадцать кварталов.

Ее винно-красная грива к концу дня уставала и начинала свисать. Несколько искусно помещенных шпилек вернули волосы в прежнее положение. Брайс открыла флакончик с тушью для ресниц, чтобы оживить янтарные глаза, которые за день устали не меньше волос. Между выходом из душа и моментом, когда нужно будет сунуть ноги в черные туфли на высоком каблуке, у нее было целых двадцать минут.

Вот и доказательство того, как мало значит для нее это свидание. Утром она тратила целый час на волосы и макияж. Еще полчаса уходило на душ и сопутствующие процедуры, когда она отмывалась пенным шампунем, выбривала волосы в тех местах, где их не должно быть, и наносила на тело увлажняющий крем. А тут – двадцать минут! И это перед обедом в «Жемчужине и розе»?

Даника не напрасно зубоскалила. Брайс знала: сейчас ее лучшая подруга (та еще сучка!) поглядывает на часы. Потом спросит, не отражает ли столь короткая подготовка краткость внимания, которое способен уделить ей Рейд.

Сердито посмотрев на закрытую дверь, за которой остались волки, Брайс перевела взгляд на стены своей уютной комнаты. Ее тихой гавани. Все стены были увешаны афишами легендарных постановок городской балетной труппы. Когда-то она видела себя среди гибких ванирок, кружащихся по сцене и заставлявших зрителей плакать. Иногда от восторга, а порою – от сострадания к героям спектакля, погибавшим мучительной смертью. Когда-то ей казалось, что в балетной труппе найдется место и для полукровки.

Ей с первого раза объяснили: у нее неподходящее строение тела и ни о какой сцене не может быть и речи. Потом говорили снова и снова, но это не отбило у Брайс любви к танцам. Она ходила на каждый мало-мальски значимый балетный спектакль и занималась в любительском классе. Брайс смотрела выступления университетских танцоров, болея за них на конкурсах так же, как Коннор, Итан и Торн болели за любимые команды. Танец давал ей непередаваемое ощущение полета, и она жаждала испытать это ощущение снова и снова, будь то в балетном классе, клубе и прямо на улице.

Юниперу тоже не сразу взяли в балетную труппу. Правда, ей не отказали категорически, как Брайс. Сказали о необходимости много работать, пообещали, что фавна преодолеет все трудности и обретет грациозность на сцене, где доминировали фэйки, нимфы и сильфиды. Юнипера превзошла многих из них. Получилось у нее – получится и у Брайс.

Брайс протяжно вздохнула. Пора выходить. Идти до «Жемчужины и розы» минут двадцать. На ее высоких каблуках – двадцать пять. Такси брать бесполезно. При вечернем столпотворении машина просто застрянет в потоке других машин. Выброшенные деньги.

Брайс вставила в уши жемчужные сережки, не слишком надеясь, что они уравновесят ее достаточно скандальное платье. Но в свои двадцать три года она вполне могла наслаждаться округлостями своей фигуры. Брайс повертелась перед высоким зеркалом, приставленным к стене. Полюбовалась ногами, словно припорошенными золотистой пылью, отдала должное изгибу собственной задницы, обтянутой серым платьем. В глубоком вырезе на спине проглядывали строчки недавно нанесенной татуировки. (Спина еще продолжала болеть.) Сунув ноги в туфли, Брайс вышла в гостиную.

Даника нагловато расхохоталась, заглушив звуки фильма о природе, который смотрели волки:

– Спорю на пятьдесят серебряных марок, что вышибалы сделают тебе от ворот поворот.

Стая тоже засмеялась. Брайс не осталась в долгу:

– Прости, если моя фигура заставляет тебя стыдиться собственной костлявой задницы.

– Даника восполняет это своими лидерскими качествами, – пошутил Торн.

Брайс усмехнулась, посмотрев на симпатичного парня. Комплименты в адрес Даники едва ли могли повысить его положение в стае.

– Должно быть, потому-то я иду на свидание, а у нее их не было… дай-ка вспомнить. Года три.

Торн заморгал. Его синие глаза скользнули по хмурому лицу Даники.

– Может, ей это и не нужно.

Даника ссутулилась в кресле, уложив на кофейный столик босые ноги с разноцветными ногтями.

– Только два, придурки, – буркнула она.