Сара Маас - Дом Земли и Крови [litres]

Оба настолько устали, что ели молча. Поев, Брайс залпом проглотила коктейль, бросила упаковку в мусорное ведро и отправилась к себе. Хант пошел в гостевую комнату.

Оставшийся запах смертных подсказывал, что здесь гостили родители Брайс. Хант поочередно выдвинул ящики комода. Там было полно одежды: легкие свитеры, носки, майки, спортивные брюки… Ханту стало неловко. Хотя Брайс и разрешила пользоваться всем, что ему нужно, это смахивало на сование носа в чужую жизнь.

Он задвинул последний ящик и стал разглядывать фотографии в рамках.

Эмбер Куинлан была сногсшибательно красивой. Неудивительно, что тот фэйский придурок воспылал страстью, от которой она в конечном итоге сбежала. Длинные черные волосы обрамляли лицо, способное украсить любую афишу и обложку: веснушчатая кожа, полные губы, высокие скулы. Все это делала ее бездонные темные глаза еще выразительнее.

Точь-в-точь лицо Брайс, только цвет волос и глаз другой. Рядом с Эмбер стоял симпатичный темноволосый мужчина. Человек, как и Эмбер. Кожа у него была шоколадного цвета. Он обнимал Эмбер за худенькие плечи и улыбался во весь рот тому, кто их фотографировал. Мужчина был в сером плаще военного покроя. Острое зрение Ханта позволило разобрать надпись на серебристом жетоне.

Ну и ну!

Рандалл Силаго – приемный отец Брайс? Легендарный снайпер, герой войны? Хант не понимал, как он пропустил этот факт пару лет назад, когда читал ее досье. Впрочем, тогда его меньше всего интересовали ее родители.

Теперь понятно, почему приемная дочь Рандалла выросла такой бесстрашной.

На снимке была и Брайс, едва достигшая трехлетнего возраста. Красные волосы, заплетенные в косички. Эмбер смотрела на дочь с оттенком легкой досады. Для таких снимков люди обычно красиво одевались и красиво одевали детей. Должно быть, так оно и было, но когда подошло время фотографироваться… Брайс дерзко смотрела на мать, уперев ручки в пухлые бока. Она стояла в боевой стойке, заляпанная грязью с головы до ног.

Хант усмехнулся и взял другой снимок.

Две девушки, сидящие на красном камне, где-то на вершине пустынной горы. Они сидели спиной к аппарату, плечом к плечу, и созерцали вид, открывавшийся сверху. Внизу лежало песчаное пространство с редкими колючими кустарниками. Одной из девушек была Брайс. Хант узнал ее по волосам. Вторая была в знакомой ему куртке с надписью на древнем языке Республики: «Все возможно посредством любви».

Нетрудно догадаться: второй была Даника. И теперь Брайс носила ее куртку.

Других снимков Даники в квартире не было.

«Все возможно посредством любви». Древнее изречение, принадлежащее кому-то из богов. Кому – Хант не мог вспомнить. Наверное, Ктоне. Как-никак богиня-мать, старшая среди богов, и все такое. Хант давно перестал ходить в храмы и не прислушивался к проповедям излишне ревностных жриц, постоянно транслировавшимся по утрам едва ли не на всех телеканалах. Никто из богов ни разу не помог Ханту и всем тем, кто был ему дорог. Особенно Урда. Та вообще чинила ему препятствия на каждом шагу.

Даника склонила голову на плечо подруги, и ее светлые волосы, стянутые в конский хвост, свесились на спину Брайс. Брайс была в белой футболке, слишком просторной, словно с чужого плеча. Ее перевязанная рука покоилась на коленях. Все видимые части тела покрывали ссадины. А слева от Даники (о боги!) лежал меч. Чистый, убранный в ножны. Настоящий меч.

Сабина пришла в ярость, не обнаружив меча в квартире, где жила и погибла ее дочь. Должно быть, какая-то реликвия волков. Но на снимке меч спокойно лежал у ног Даники.

Подруги, взирающие с высоты на мир, напоминали солдат, что недавно прошли самые темные подземелья Хела и теперь наслаждались честно заслуженным привалом.

Хант отвернулся от снимка и потер татуировку на лбу. Частичка его магической силы породила холодный ветер, плотно закрывший тяжелые серые шторы на окнах. Он неторопливо разделся и прошел в ванную. Та оказалась не менее просторной, чем комната.

Быстро вымывшись, Хант лег. Его крылья досыхали уже в кровати. Последним, что он увидел перед погружением в сон, был снимок Брайс и Даники, навечно застывших в благословенном мгновении покоя.

Еще во сне Хант почуял мужской запах и мгновенно проснулся. Рука потянулась к ножу под подушкой и сжала рукоять. Хант приоткрыл один глаз, вспоминая расположение всех окон, коридоров и предметов, которые можно использовать в качестве оружия.

Рядом, на подушке, сидел Сиринкс и смотрел на него. Приплюснутая физиономия химера была образцом терпения.

Хант со стоном выдохнул. Сиринкс лапой провел его лицу.

– И тебе доброе утро, – сказал Хант, откатываясь подальше.

Сам виноват, что не запер дверь. Теперь она была нараспашку. Хант взглянул на часы. Семь. Никаких признаков Брайс, вставшей и торопящейся на работу. Никаких звуков. Никакой музыки, что гремела у нее по утрам.

Раз он не услышал, как зверюга открывает дверь в комнату, значит спал мертвецким сном. Сиринкс уложил голову на плечо Ханта и печально засопел.

Убереги его Солас от химеров!

– Знаешь, приятель, у меня почему-то такое чувство, что, если я покормлю тебя завтраком, это будет уже второй или третий завтрак за утро?

Круглые глаза невинно заморгали. Не удержавшись, Хант почесал химера за ушами.

В квартире, залитой солнцем, было совсем тихо. Солнечные лучи нагревали светлый паркет. Хант выбрался из постели, натянул брюки. Рубашка после вчерашнего превратилась в лохмотья. Хант оставил ее на полу и, только сейчас вспомнив о телефоне, схватил его с ночного столика и проверил на новые сообщения. От Микая – ни одного. Хвала богам.

Оставив телефон на комоде, Хант босиком прошлепал в гостиную. Там было пусто и тихо. Если Куинлан куда-то ушла ни свет ни заря…

Хант поспешил в коридор, к ее комнате. Дверь была приоткрыта. Это его не удивило. Сиринкс выбирался из хозяйкиной спальни. А сама хозяйка…

Спала без задних ног, смяв простыни и отбросив одеяло. Брайс лежала на животе, обхватив подушку. Хант сразу вспомнил вчерашний вечер в клубе и Брайс, распластанную на Юнипере.

По мнению Ханта, большинство сочло бы ее короткую серую, со светло-розовыми кружевами ночную сорочку обыкновенной рубашкой. Мимо протопал Сиринкс, прыгнул на кровать и стал тереться носом о голое плечо Брайс.

Ее спина поднималась и опускалась, а вместе со спиной поднималась и опускалась татуировка: красивые строки, написанные незнакомым Ханту алфавитом. Золотистая кожа была испещрена ссадинами, успевшими приобрести зеленоватый оттенок. Фэйское наследие.

Хант глазел на нее, как глупый подросток.

Он отошел. Собственные крылья вдруг показались ему чересчур большими, а кожа – слишком туго натянутой. В этот момент входная дверь открылась. Хант молниеносно сунул руку в задний карман, где лежал нож.