Сара Гэйли - Магия лжецов [litres]

– Да… это я уже поняла, – проговорила я, покосившись на пустой бокал. Табита опустила палец в свой стакан с водой, а после пододвинула его ко мне. Я осушила его, даже не проверив, какого цвета жидкость была на этот раз. Она оказалась безвкусной, но с легкой горчинкой – мои вкусовые рецепторы были во власти джина.

– Тем не менее, Сильвия сказала «нет», – продолжала Табита, словно я ее не прерывала. – Она прямо заявила: слишком поздно. На этом сроке беременной ученице крайне опасно принимать снадобье. Но Александрия настаивала. Она может быть… весьма убедительной. Однако Сильвия не желала менять своего решения. Мы и так собирались рассказать Торрес о наших отношениях, а потом… – Моя сестра не договорила.

– Значит, Сильвия ни в коем случае не дала бы снадобье? – Что-то не сходится, но я никак не могла понять что. Все проведенные допросы смешались в одну кучу в моем хмельном сознании.

– Сильвия ни за что бы не подвергла ученика опасности, даже если бы это стоило нам обеим карьеры, – сказала Табита. – Так что да, она категорически отказалась давать снадобье. Как только ты рассказала мне о случившемся с Рахулом, я сразу же вспомнила об этом инциденте. Просто он… ладно, возможно, это ничего и не значит, – добавила Табита, и я нахмурилась. – Ну хорошо! Хорошо. Я не знала о продолжении истории Рахула, и мне кажется это… – Она сдвинула брови. – Довольно странным. В последний раз, когда Александрия Декамбре шантажировала учителя и не получила желаемое, она вела себя чересчур агрессивно. Потом она пыталась шантажировать Сильвию и тоже не получила того, что хотела, а теперь… Сильвия мертва.

Внезапно ее слова будто отрезвили меня.

– Не могла бы ты повторить?

– Я сказала, что мне кажется довольно странным: в последний раз, когда Александрия Декамбре шантажировала учителя и не получила желаемое, она вела себя чересчур агрессивно . – Ее голос отдавался эхом в моей голове – я осознала, что, перегнувшись через стол, заглядываю ей в глаза. Я встряхнула головой.

– Прости, Табби, но, думаю, мне уже хватит. Я не собиралась так напиваться. – Я больше не чувствовала опьянения, однако испытывала странное ощущение. Как будто все звуки раздваивались. Табита лишь похлопала меня по руке.

– Не волнуйся, детка. Мне тоже завтра рано вставать.

Я прижала ладони к вискам: в голове звенело. Звон отдавался не только в ушах, но и во всей голове. Точно в ней гудел камертон. Сколько мне там нужно было выпить?

– Верно, завтра же среда. – Отчего-то в слове «среда» для меня оказалось слишком много согласных – не уверена, что я произнесла их в правильном порядке. Рот словно был набит ватой. – Серда. Седра . Боже мой, погоди, срерда! Ты точно завтра будешь в порядке?

– Со мной все будет хорошо, – заверила она, постучав по стакану. Тот внезапно наполнился водой. Она помешала содержимое пальцем – в этот миг мне померещилось, будто я увидела два отдельных стакана, которые потом слились в один. «Черт, я совсем в хлам» , – подумала я. – У меня высокая устойчивость к алкоголю, – добавила сестра и выпила всю воду с какой-то нечеловеческой скоростью. – Давай вызовем тебе такси. И помни: чизбургер и литр «Гаторейда». – Подмигнув мне, она вытащила телефон. – Все снимет, как по волшебству.

Обратная дорога до Осторна прошла словно в тумане. Водителю я сказала, что у меня мигрень – это было самое правдивое объяснение из тех, что я сумела придумать. Честно говоря, я не чувствовала себя особо пьяной, но с моей головой явно творилось нечто… странное. «Неужели официант что-то мне подсыпал?» – размышляла я. Мне вспомнился последний учебный год в школе: я тогда тайком сбежала из дома на концерт, а в итоге меня спас вышибала. Он видел, как в мой напиток что-то подмешали, поэтому вызвал для меня и одной из моих подруг такси. Уже потом она рассказала, что всю ночь просидела со мной, всякий раз вздрагивая от мысли о том, что со мной могло произойти. Я не помнила свои ощущения – не помнила ничего до самого утра, пока не проснулась на полу ее спальни с жуткой головной болью и огромным провалом в памяти. «Могла ли я тогда испытывать то же самое?» Голова казалась ясной, при этом в черепе словно копошился рой гудящих шершней.

Я была так благодарна Табите за то, что в этот раз она оказалась рядом. Настолько благодарна, что меня нисколько не удивило, что она не села в такси и потом куда-то делась. Для меня имело значение только одно: она была вместе со мной, позаботилась обо мне, дала воду.

Подъехав к школе, я расплатилась с таксистом. Дала ему чересчур щедрые чаевые, потому что никак не могла сосредоточиться и отсчитать нужную сумму. Затем нетвердой походкой добралась до своей квартиры, где трижды пыталась вставить ключ в замочную скважину. Раздеваться я начала уже по пути к дивану и рухнула на него со спущенными до щиколоток штанами. Я лежала в темноте и смотрела в потолок, размышляя, все ли со мной в порядке. Сон не шел. Мозг будто распух и зудел.

В конце концов я встала, одеяло сползло на пол. На ногах, которые будто мне не принадлежали, прошла в спальню. Села возле кровати, прислонившись спиной к матрасу, и открыла дневник.

«Я уже очень близка. Мне почти это удалось. Хотя из-за последних известий кажется, будто не осталось времени. Мне нужно приложить усилия. Если я постараюсь, у меня все получится. Я спасу ее».

Я глотала воду стакан за стаканом, потом пила чай, а когда небо озарилось солнцем, перешла на кофе. Дневниковые записи из связных превратились в напряженные и маниакальные. Они крутились вокруг одного и того же заклинания, одних и тех же уравнений. В них читалось отчаяние. «Мне кажется, я могу изменить свое отношение к этому, если нужным образом воспользуюсь Теоретической Щелочностью. Или же мне стоит применить нечто, похожее на метод облаков в воде? Если я смогу исключить эмоциональный аспект, то сумею справиться с усталостью, а значит, буду в состоянии работать усерднее, мне нужно работать усерднее, как мне работать усерднее…»

Я вынула из сумки блокнот и стала записывать, рисовать пересекающиеся круги и чертить соединительные линии между именами и датами. Я исписывала страницу за страницей, пытаясь зафиксировать все, что рассказывали мне Рахул, Александрия, Кортни, миссис Уэбб и Табита – все, что я знала об Осторне, об этом деле, о Сильвии. Но это не помогало избавиться от зуда в черепной коробке…

Даже не знаю, когда я перебралась на стену. Разумеется, я писала не на самой стене – это же безумие. А с головой у меня пока что все в порядке. Я работала именно с письмами: добавляла к ним свои примечания, отмечала связи, вдруг ставшие мне понятными. Связи обретали смысл. Я вырывала страницы из блокнота и развешивала их по краям писем, соединяла линиями свои записи с фрагментами из дневника. Картина постепенно складывалась. Обозначив все связи, я получила огромную паутину, занявшую несколько стен. В самом ее центре выделялись жирные буквы единственной фразы: «Он оказался положительным» .