Дипа Анаппара - Патруль джиннов на Фиолетовой ветке [litres]

Я ищу еду в карманах, но они пусты. Самоса вьется у моих ног. Ему не важно, что мне нечего ему дать. Он мой настоящий друг. Фаиз бросил меня, и Пари бросает меня, но Самоса никогда меня не покинет.

Я иду к Дуттараму. Он со мной не разговаривает, потому что занят. Я велю Самосе следовать за мной, и мы идем к моему дому. Я спрошу у Ма и Папы, можно ли Самосе жить с нами, потому что, во-первых, Самоса умный; во-вторых, Самоса как полицейский, только хороший; и в-третьих, Самоса никому не позволит меня украсть. Это отличные причины.

– Давай наперегонки до дома, – говорю я Самосе.

Он смотрит на меня, виляя хвостом.

– Посмотрим, кто добежит быстрее. Тиик-таак? – спрашиваю я. – На старт, внимание, марш!

Потом я бегу изо всех сил. Кажется, мое сердце сейчас разорвется, мой язык вываливается, как у Самосы, но я останавливаюсь только когда достигаю порога. Затем я делаю вдох-выдох, положив руки на колени.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, где Самоса. Он, тяжело дыша, трусцой бежит ко мне и выглядит озадаченным.

– Я выиграл, я выиграл, я выиграл, – кричу я, распугивая цыплят и коз в округе. Самоса лижет мне руки. Он умеет проигрывать.

– Я самый быстрый бегун в мире, – говорю я.

– Ну что за бред, – говорит Руну-Диди.

– Заткнись, – отвечаю я и потом вспоминаю, что, хотя ее голос все еще звучит в моей голове, Диди тут нет. Я сажусь на порог нашего дома. Самоса кладет голову мне на колени. Его мех мягкий и теплый. В доме Шанти-Чачи орет телевизор. «Стоит ли сносить трущобы? Выскажи свое мнение. Поделись с нами своими мыслями по…»

Я смотрю в небо. Сегодня пелена смога достаточно тонкая, чтобы за ней разглядеть мерцание звезды. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз видел звезду.

– Смотри, – говорю я Самосе.

Но звезда уже пропала. А может, ее никогда и не было. Может, это был просто спутник или самолет. Может, это Руну-Диди говорит мне не расстраиваться, потому что боги существуют и хорошо заботятся о ней. Она присматривает за мной так же, как Псих присматривает за своими мальчишками, я это знаю.

Тут я снова вижу звезду. Указываю на нее Самосе. Я говорю ему, что это секретный сигнал от Руну-Диди для меня. Он такой мощный, что может пробиться сквозь толщу облаков, и смога, и даже сквозь стены, которые выстроили боги Ма, чтобы разделить наши миры.

Я работала репортером в Индии с 1997 по 2008 год, и много лет писала новостные сюжеты и статьи на тему образования. Каждый день я разговаривала с директорами школ и колледжей, преподавателями, чиновниками и, что наиболее важно, со студентами. Я росла в доме, где было туго с финансами, и понимала, что мои возможности ограничены в отношении того, чем я хочу заниматься, но когда я стала журналистом, то увидела, что даже эти ограниченные возможности закрыты для молодежи из самых бедных слоев населения. Я брала интервью у детей, которые работали сборщиками скрэпа или просили милостыню на перекрестках, которые изо всех сил боролись за возможность учиться из-за сложных обстоятельств дома и которые были вынуждены бросить школу после переезда в результате религиозных притеснений. Но большинство из них не считали себя жертвами; они были дерзкими, веселыми и часто нетерпеливыми от моих вопросов. Мы, как общество и правительство, которое мы избрали, отвергли их, и на это неизбежно указывали мои статьи, но ограничения по количеству слов и дедлайны не позволяли мне передать их юмор, сарказм и энергию.

Примерно в то же время я узнала про повсеместные исчезновения детей из бедных семей. Говорят, что в Индии ежедневно пропадает без вести 180 детей. Эти исчезновения попадают в новости, только когда похититель пойман, или если у преступления есть пикантные подробности. Возможно, благодаря всему тому времени, что я провела, расспрашивая этих детей про их устремления, меня естественным образом заинтересовали именно их истории, но их было не найти. СМИ фокусировались в основном на виновных. Прежде чем я смогла продолжить свое расследование, изменились мои собственные обстоятельства: я покинула Индию – страну, где я родилась и выросла.

Статья, которую я не смогла написать: о пропавших детях и их семьях – осталась со мной. В Лондоне я записалась на писательские курсы и первую свою работу писала о них, но у меня не вышло. Меня тревожили этические аспекты, связанные с художественной репрезентацией маргинализированной, уязвимой группы людей. Я не хотела преуменьшать то неравенство, которому была свидетелем, но появлялся риск, что история об ужасающей трагедии станет частью стереотипного нарратива о нищете в Индии, который обезличил бы людей и их проблемы.

Зимой 2016 года я наконец вернулась к истории, которую отложила много лет назад. Отчасти это было связано с тем, что из-за «Брекзита», избрания Дональда Трампа и усиления правого крыла в Индии и других странах возникло ощущение, что мир отгораживается от тех, кого воспринимает «аутсайдерами» или «меньшинствами» – от групп, к которым теперь отношусь и я, как иммигрантка в Британии. Я подумала о детях, у которых брала интервью, об их решимости выжить в обществе, что часто сознательно пренебрегало ими, и поняла, что эта история должна быть рассказана с их точки зрения. Девятилетний Джай стал моей дорогой в этот роман. В Джае и его друзьях я пыталась ухватить те черты, которые упускали мои новостные статьи: жизнелюбие этих детей, их оптимизм и нахальство.

Когда я начала работать над романом, моя собственная жизнь неожиданно изменилась. Мой дядя, которым я всю жизнь восхищалась, добрейший человек, врач, который лечил пациентов бесплатно, если у них не было денег, умер. У моего единственного сиблинга на шесть лет младше меня был диагностирован рак IV стадии. Внезапно те проблемы, с которыми столкнулись Джай и его друзья, пусть и косвенно, но коснулись меня и моей семьи. Как человеку жить с ежедневной неопределенностью? Как обрести надежду, когда тебе говорят, что ее нет? А что насчет моего племянника, которому тогда было всего восемь лет? Как объяснить смерть ребенку? Я обнаружила, что не могу обсуждать эти вопросы с окружающими, даже с самыми близкими друзьями: вместо этого я обратилась к персонажам этой книги, ища ответы в их действиях.

Хотя мой личный опыт наполняет эту книгу настолько же, насколько профессиональный, я подчеркну: этот роман – не обо мне и никогда таким не задумывался. Но пока я писала его, я обдумывала те нарративы, которые мы создаем, чтобы придать смысл печали и хаосу, как делают Джай и все остальные в этой книге, и то, как эти истории могут утешить или, наоборот, подвести нас. На страницах романа это осознание стерло много лет между мной и моими персонажами, но в конечном счете, «Патруль джиннов на Фиолетовой ветке » – он про детей, и лишь про них. Я написала этот роман, чтобы разрушить представление о том, что их можно редуцировать до статистики. Я написала его, чтобы напомнить о лицах, скрывающихся за цифрами.