Павел Корнев - Рутинёр [СИ]

– Покров тайны, – немного пафосно ответил я, обернувшись. – Мощи святого скрытно забирают из кафедрального собора Вакенхальде, скрытно перевозят сюда, скрытно помещают в монастырь. Никого не пускают внутрь, никого не выпускают наружу. А ведь о столь знаменательном событии должны кричать на каждом углу! Шутка ли – останки святого Рафаила впервые возвращаются в Зарьину пустынь! Всякий пожелал бы оказаться причастным к такому деянию, архиепископы Ренмеля и Миены не исключение. Жажда мирской славы им отнюдь не чужда!

Уве озадаченно нахмурился, а вот Микаэль в моих выводах усомнился.

– Возможно, иерархи церкви желают помолиться в тишине и спокойствии, а уже потом открыть монастырь для простецов.

– Не две седмицы кряду! – отрезал я. – Монастырь неплохо зарабатывает на паломниках, никто не станет терпеть подобные убытки без веской на то причины.

– Туше! – развёл руками маэстро Салазар.

Послышался шум бегущей по камням воды, открылась и скрылась за деревьями небольшая полянка не берегу, а затем тропинка вновь углубились в заросли. Ехали мы ещё минут десять, а потом как-то совершенно неожиданно вывернули на опушку, с которой открылся вид на широкое поле и возвышавшиеся посреди него монастырские строения, обнесённые не слишком высокой каменной оградой.

Зарьина пустынь!

Но как для нас открылся вид на монастырь, так и мы оказались в поле зрения выставленного на выходе из леса пикета. И это были отнюдь не местные ополченцы: на сторожевом посту дежурили полдюжины арбалетчиков и трое рубак в кирасах, открытых шлемах и мундирах чёрно-жёлтой окраски. Цвета архиепископа Миенского.

Лица всех наёмников закрывали кожаные маски вычурной формы, напоминавшие клювы хищных птиц, не было её лишь у монаха в простой коричневой хламиде.

– Кто вы и что вам нужно?! – зычно крикнул он, когда мы придержали лошадей.

Стрелки не спешили хвататься за арбалеты, но было предельно ясно, что болты полетят в нас, прежде чем получится укрыться за деревьями, поэтому я, почти не разжимая рта, шикнул на школяра:

– Уве!

Тот очнулся и крикнул в ответ:

– Паломники! Идём к святому месту!

– Возвращайтесь в Вильмштадт! – заявил монах. – В обители карантин!

Он не стал сообщать, какое заболевание распространилось среди братии, лишь указал в подтверждении своих слов на вкопанный в землю шест, где трепетал под порывами ветра флажок с оранжевым левым-нижним и красным правым-верхним треугольниками.

Арбалетчики начали подниматься с земли и потягиваться, так что Уве решил не затягивать разговор и объявил:

– Благодарю! Мы последуем вашему совету!

Школяр стал разворачивать коня к лесу, а вот я немного замешкался, дабы окинуть внимательным взглядом и поле, и монастырь. Пробраться к тому не было никакой возможности, поскольку вдоль опушки леса курсировали сразу два конных патруля с поджарыми охотничьими псами. Судя по ало-голубым мундирам, в охране Зарьиной пустыни принимали участие ещё и наёмники архиепископа Ренмельского; егеря или рейтары – разобрать не получилось, но вооружены они были не арбалетами, а мушкетами и пистолями. У открытых ворот монастыря стояло несколько монахов, да ещё рядом были разбиты шатры и поднимался к небу дымок полевой кухни, меж палаток бродили свободные от службы наёмники.

В карантинной обители не было ровным счётом ничего подозрительного или даже просто необычного, осенило меня уже среди деревьев. Обращать внимание следовало не на появившееся, но на пропавшее. А пропала умиротворяющая аура святого места. Не было её больше. Ну или почти не было. Поле как поле. Дома как дома. Прежде отголоски святости вполне явственно ощущались на опушке, а сейчас они сгинули, как не бывало.

Без всякой подготовки я вогнал себя в транс и сознание вломилось в незримую стихию, будто гвоздь в трухлявое дерево; даже мотнулась голова. Эфирное поле показалось не слишком-то и упорядоченным, каким-то рыхлым и… слабым. Словно обитель поразил отнюдь не телесный недуг, а монахи прогневили небеса и те отвернулись от них, забрали пролившуюся некогда на это место благодать. Оставили только самую малость – что-то такое ощущалось в той стороне, где темнели неказистые строения обители.

Зажав пальцами нос, я нервно оглянулся, но преследовать нас не посчитали нужным. Да и с чего бы? Желали отвадить от монастыря паломников и вполне добились своего.

Я свесился из седла и высморкался кровью. Микаэль обернулся на звук и негромко произнёс:

– Доводилось слышать, будто монашеская братия – те ещё греховодники, но это ж как надо было начудить, чтобы осквернить святое место?!

– Рот закрой! – хрипло выдохнул я и закрутил головой по сторонам. – Уве, Марта! Охраняйте!

– Но, магистр… – заикнулся было школяр.

Я не стал ничего слушать, не стал ничего объяснять, лишь рыкнул, как отдавал приказы в свою бытность обер-фейерверкером Сизых псов:

– Исполнять!

И сразу ощутил сотрясшую незримую стихию дрожь, с которой разошлась вокруг нас воля юных заклинателей.

– Чисто, – немного погодя объявила Марта.

– Никого, – подтвердил Уве и не удержался от неуместного сейчас вопроса: – Но что происходит, магистр?

– Вляпались, – коротко бросил в ответ Микаэль. – Вляпались ведь, Филипп?

Я промолчал, а когда тропа вновь вывернула к ручью, спешился и за поводья провёл жеребца через кусты к поляне на берегу. Там присел на корточки и умылся. От холодной воды заломило пальцы, зато сразу унялась головная боль.

– Вляпались-вляпались, – подтвердил я, невольно подражая манере маэстро Салазара.

Святое место невозможно осквернить. Нет! Возможно, конечно, да только святость пережжёт любую пакость, какую только способен измыслить извращённый разум чернокнижника.

Единственное исключение – если воссияние было мнимым и в основе всего стоял не истинный маг, а ритуалист. Тогда рано или поздно святое место переродится в место силы, но на это уходит никак не больше одного-двух веков. И к тому же я не уловил присутствия запределья, просто мир показался каким-то… выцветшим, что ли? Небесный эфир пронизывает всё сущее, но в окрестностях монастыря он сделался излишне эфемерным, словно разбавленное сверх всякой меры водой вино.

Подумалось, что уже сталкивался с таким раньше, но не вспомнил, конечно же. Просто дежавю и не более того, довелось бы столкнуться – уж точно не забыл.

– Да что происходит, магистр?! – не вытерпел Уве. – О чём вы говорите?

– О святости, – сказал я, устало вздохнув. – Точнее об её отсутствии. Не полном, слабые отголоски уловить удалось, только этого слишком мало.

– Но мы не были в монастыре! – округлил глаза школяр. – Даже близко к нему не подъехали!