Джеймс Роллинс - Последняя одиссея [litres]

А сам посреди ночи повредил корабль: топором перерубил мачты и разорвал в клочья паруса. Узнав о содеянном мною вредительстве, команда принялась укорять меня, молить, даже запугивать, лишь бы дозволил им починить судно. Стоило же отказать, как на лицах некоторых я прочел каменную решимость, а на лицах прочих – ужас.

Оставшись один против десятка обозленных бунтовщиков, я сработал единственное орудие, способное сделать так, чтобы корабль никогда не покинул этого стылого причала. Ночью, когда все спали, я высвободил молот, и тот разбил один из кувшинов Пандоры. Пробудил дремавший внутри легион, выпустил орду шайтанов на собственных людей.

Жестокость сия оправданна, ибо сокрытое здесь не должно быть найдено. Если же и будет оно найдено, то пусть ужасы, хранящиеся на борту, послужат огненным предупреждением против дальнейших изысканий, поисков Тартара.

Даже сейчас, когда я пишу эти строки, а крики моих людей затихли, я слышу, как скребут о дерево когти демонов. Дождусь, когда орда утихомирится, и тогда начнется мое долгое бдение. Превозмогая холод, я установлю ловушку против недостойных, а после дождусь горького конца. Таково будет мое искупление.

Пока же молю Аллаха о прощении – за пролитую кровь, за прегрешения в прошлом. Утешения ищу в том, что остальной мир пребудет в сохранности. Но надолго ли?

Я слышу тиканье внутри Атласа Бурь, отмеряющее оставшееся до конца время. Мне следует разбить проклятый механизм, однако я не в силах себя заставить. Ведь он – последнее, что связывает меня с вами, моими братьями. Вспоминаю, как мы его собирали. То было время, полное смеха, порывов и надежд. Вместе мы сработали величайший инструмент навигации, какого не знал мир, устроенный так, что лишь мне под силу его использовать, – и заправили его Прометеевым огнем.

Пишу к вам и вспоминаю, что огонь у Зевса украл и подарил людям титан по имени Прометей, а за кражу его наказали вечными муками. Вот так и я украл огонь Тартара и принес его домой, за что должен понести заслуженную кару.

Как я жалею, что следовал подсказкам из «Одиссеи» и обнаружил вход в Тартар, где и скрывалась Смерть времен Гомера, бич, принесший огненную погибель трем царствам. Так или иначе, я нашел его и, в нетерпении вернуться домой, принес бочку того, что мы приняли за Масло Медеи, в доказательство открытия. Правда, в тот раз я не посмел спуститься глубже и лишь переступил порог Тартара, ведь со мной тогда было мало людей, да и припасы подходили к концу.

Вернувшись же домой, я рассказал вам об открытии, и вместе мы, четыре брата, сконструировали Атлас Бурь, заправив его Маслом Медеи и заперев на Ключ Дедала. Но лишь мне выпало владеть лучами Корабельной Звезды, тремя инструментами, без которых не раскрыть истинного направления среди прочих многих потаенных в карте. Именно ты, брат мой Ахмад, справедливо предупредил, что только мне следует знать о расположении Тартара, дабы враги наши не сумели выпытать этих знаний из тех, кто остается в Доме мудрости.

Хвала Аллаху за то, что Он вложил эту мудрость в уши Ахмаду.

Год назад от наших берегов отчалило десять добротных дау, готовых собрать то, что еще оставалось, однако из Тартара выбраться суждено было одному, да и тот станет мне могилой. Я остаюсь бдеть подле Атласа Бурь до последнего вздоха, ибо есть еще причина, по которой я страшусь обрушить молот на это наше величайшее достижение. Если то, что обитает в самых глубинах Тартара – чудовищные титаны, – когда-либо окажется на свободе, Атлас Бурь станет последней надеждой мира. Посему я сохраню ключи к спасению у сердца.

И все же меня терзает вопрос: надолго ли мир остается в безопасности?

Неведение ужасает пуще любого огненного демона.

Когда Елена дочитывала последние страницы дневника, за дверью раздались голоса. Задыхаясь в спешке, она схватила тетради и попыталась затолкать их в брюки. Тут из корешка дневника что-то со звоном выпало на каменный пол. Припав на колено, Елена подобрала три четырехдюймовые спицы из бронзы. На конце каждой имелся крохотный флажок с арабской буквой.

«А это что еще такое?»

Засов на двери у нее за спиной отъехал в сторону.

Чувствуя, как бешено колотится сердце, Елена вскочила, одновременно пряча спицы в карман.

Скрипя старыми петлями, дверь распахнулась. Вошла Моисеева дочь: судя по хмурому лицу и огню в ее глазах, Елена поняла, что ночью что-то пошло не так. Резким жестом она велела Елене выходить и сама, круто развернувшись, направилась на выход.

– Eajluu [30], – скомандовала она по-арабски. – Иди со мной.

Елена поспешила следом, а за ней двинулись двое вооруженных людей.

– Куда мы идем?

– Я преподам тебе один из многих уроков, – не оборачиваясь, ответила женщина.

Судя по ее тону, Елену вели вовсе не в учебную комнату и даже не в темную библиотеку наверху.

Следуя коридорами пещер, Елена не вынимала руки из кармана: она ладонью прижала древние детальки, чтобы те не звенели.

Из тьмы впереди долетел вопль.

Елена застыла, и один из конвоиров толкнул ее в спину дулом винтовки. Опасаясь худшего, Елена, чуть не упав, пошла дальше.

«Будут пытать».

В конце коридора стояла двойная дверь, по бокам от которой ярко горели свежие факелы. Моисеева дочь забарабанила кулаком в одну створку, и ей без промедления открыли.

Женщина втолкнула Елену внутрь.

Каменную комнату освещало еще больше факелов, было жарко и дымно. У одной из стен стояла на треноге бронзовая жаровня, в чаше которой рдели раскаленные угли. Из них торчали оплетенные кожей ручки прутьев.

Великан с тяжелыми надбровными дугами, сопровождавший их от самой Гренландии, вернулся к жаровне и сунул в угли прут.

Елена сжалась, поняв наконец, откуда доносились крики.

В центре комнаты на деревянном столе лежал крупный мужчина, раздетый до трусов и обливающийся потом. Руки ему завели за голову, а толстые ремни крепили торс и ноги к доскам. На левом бедре чернел опухший ожог, кожа еще дымилась.

Моисеева дочь схватила Елену за руку и подтащила ближе. Встав у стола, она похлопала по его крышке.

– Это простое, но эффективное устройство изобрели джихадисты «Джейш» [31] «Джейш аль-Ислам», «Армия ислама» – террористическая группировка, действующая на территории Сирии. . Они назвали его «ковер-самолет».

Поставив Елену сбоку от стола, она кивнула великану:

– Кадир, твой выход, будь добр.

Неуклюже пройдя мимо них, Кадир встал у середины стола. Потянулся к крупному стальному вороту и медленно провернул его.

Стол начал выгибаться: посаженная на петли середина приподнялась, а концы опустились. Растянутый на досках мужчина застонал. В спине у него хрустело.