Венедикт Ли - Nовое Vремя [СИ]

– Вы не только военный, но и великий дипломат, Теодор. Любую мерзость умеете деликатно похвалить.

– …

– А я ведь, много лет копая под Эгваль, ее разрушила. С вашей помощью, заметьте. Наверняка у вас об этом есть собственное мнение. Вот и скажите. Прямо и без дипломатии.

– Наоми… Бахвальство вам свойственно. Дом много лет стоял, ветшая, готовясь упасть. Тут мимо шли вы… Невзначай чихнули. Дом рухнул. Теперь вы рассказываете о своем… гм…

– Могучем дыхании? Ладно. Уели. Сдаюсь. Но, всё же… Скучаете по необъятной родине? Ее больше никогда не будет.

– Нет, Наоми… Когда ловлю себя на ностальгии по прошлому, то понимаю, что не Великую Эгваль хочу вернуть. А юность свою. Не сомневайтесь. Я – верен вам. Не потому, что вы – непобедимы. Наоборот. Никогда не пошел бы за вами, если бы вы не знали поражений и неудач. Не слушал бы ваших призывов, не воевал бы под вашим знаменем… И повторю вопрос: как вы умудрились обвести Новтеру вокруг пальца?

– Я перечитала старые сказки.

– Простите?..

– Помните легенду про «сташи»? Женщина-демон приходит по ночам и достает всех странными разговорами.

– Кто ж ее не помнит. Сказке тысяча лет.

– Ни до чего не дотрагивается. Не дает к себе прикоснуться. На ярком свету – полупрозрачная.

– На то и призрак.

– Ага. Старик Абрай говорил, что «сташи» – на самом деле – имя.

– Припоминаю. Он еще и фамилию называл. С фантазией был дед.

– Сташи Зеронска.

– Да-да, точно.

– Я сейчас напишу… На старом англике.

Наоми пальцем выписала в воздухе серию букв. Корман подумал, что к новтеранским техническим штучкам надо еще привыкнуть. Поморщился, вчитываясь в горящую перед ним надпись.

– Я вам прочту, Теодор. С тем алфавитом и орфографией это непросто. Слова произносились быстро и слитно. Написание с произношением имело весьма отдаленное сходство. Или никакого – надо было просто запоминать. Вот, слушайте. «Стэйз-ши зер-он…»

– Господи!.. – воскликнул Корман. – Чёрт побери!

– Вот именно. Не имя, а фраза. Язык к тому времени заметно изменился и неразборчивую речь демона люди плохо понимали. Но, отрывочно запомнили, не уловив смысл. А понимать надо было буквально.

– …

– Ну, и последнее. Сообразить про устойчивую на века орбиту – особой гениальности не нужно. В одной точке Лагранжа, я волею случая побывала. Значит – вторая.

STAYS-SHE-THERE-ON-SKY.

ОСТАЕТСЯ ОНА ТАМ НА НЕБЕСАХ.

«Завет Девы». Псалом 19

В час, когда запылали звездных россыпей чётки,

В час, когда стали тщетны и слова и дела…

Ты сказала: «Не бойтесь»! Улыбнулась нам кротко,

Слабой детской рукою наш ковчег повела.

Свет легенды старинной проникает поныне

До вселенских пределов, до последней черты…

Славься юная дева! Славься наша Мария –

Этот мир вдохновенно для нас создала ты!

«Завет Девы». Псалом 48

Братья и сестры, слушай –

Веры не гаснет свет.

Правому делу служим,

Держим святой обет.

Жизнь, как лишений море,

Темные все пути…

Но, и в беде и в горе –

Имя произнеси.

Силою веры крепнем –

Преодолеем гнет.

Порваны будут цепи,

Царство твое грядет.

Символ надежды – имя,

Что изгоняет тень.

Перед глазами твоими

Тысяча лет, как день.

Тени исчезнут злые,

И расцветут сады.

Славься вовек, Мария

Людям защита – ты.

– Погнали, чо. Начинаем видео-конференцию. Классно ты вырядился, натурально – моряк, – Бадри Коэн хмыкнул, выражая одобрение. – Чисто конкретно – завидую.

– Каждому прикиду – свое место и время. Ты вот галстук, наконец, выбирать научился. Да и пиджачок не подкачал – клево смотришься. Мы же договорились – на «Тритоне» я, как мастер слова и жизнеописаний, – отвечал сопредседатель Дэвид Огрызко.

– Тебе мешки ворочать, с такой мускулатурой, а не авторучкой пописывать…

– На себя посмотри.

– Уже. Полчаса перед зеркалом, пока одевался. Марион нынче – у всех на слуху и на виду. И главари… тьфу, руководители, должны соответствовать. А, кто это, рядом с тобой? И вообще, откуда базаришь, не понял?

– Мобиль на аграв-приводе. Красава в силовом костюме – водитель. Ленкой зовут. Прямо к нам на палубу села. Скоростное такси, скажем так. Наша драгоценная миз Винер наняла.

– Ага, понял. Тот чувак, что по палубе с камерой скачет – ее хахаль, верно?

– Если, ляпнув такое, имел в виду рыцаря без страха и упрека, то да – в точку.

– Ладно. Готовь отчет. Не подкачай, мастер гиперболической литературы…

– Литературных гипербол. У меня, вообще, материала – на целую книгу. А то и на три. «Хроники бурного времени». С самого начала и до сегодня.

– Дерзай. И не забывай сочинения свои через «граммарли» прогонять. Я ж тебе новую версию скинул. А то правописание твое… Экзотическое. Местами… Да! И название поменяй! Надо что-то суровое. Гремящее…

– Подумаю… Ладно, хорош базарить… Держи картинку, прямой эфир!

– Ох! Шедеврально! Не представляю, что она сейчас чувствует? Знает ли, что для нас она – дочь бога? Несметные годы, пусть не во плоти, жила среди нас… Символом надежды.

– Не усложняй! Просто – шестнадцатилетняя девочка. Усталая, напуганная, эмоционально истощенная. Потеряла всех, кого любила. Разминулась с ними в бешеном вихре лет. У нее остался шанс полюбить других. Тех, кто помнил и верил.

Безбрежная гладь Великого океана. Бездонный шатер утреннего неба. В нем – гроздь из четырех разноцветных парашютных куполов, бережно несущих капсулу «Орбитера».

Две минуты до приводнения.

«Перед глазами твоими тысяча лет, как день…»

Самый долгий и страшный день в ее жизни – закончен.

Мария-дева возвращается к людям с небес.

– Это дерево будет – сосна!

– С чего вдруг?

– Как ты не понимаешь? Ствол – прямой! Ветки – высоко и прямо!

Бобби встала столбиком и раскинула руки, показывая, как торчат ветки. Тея сокрушенно вздохнула.

– То, что ты – дерево, я и так верю. Пробковое. Потому что глупа, как…

Откуда-то сверху послышался голос:

– Девочки, перестаньте пихаться… Классификация, предложенная Робертой, подходит. Дерево многолетнее, холодоустойчивое.

– Я… Это… И… Сказала… Холодс-с… – прошипела Тея, в бесплодных попытках столкнуть Бобби с тропинки.

Сверху плавно спустился гладкий металлический шар, размером с футбольный мяч. Завис на уровне полутора метров. Блеснули линзы объективов.

– Теона… Вы это подумали. И не сказали вслух, а потратили время, чтобы навешать ярлыки на сестру.

– Я бы ей тумаков навешала… – Тея шумно выдохнула и отступила на шаг.