Венедикт Ли - Nовое Vремя [СИ]

Выругался про себя. Глубокая ночь. Не лучшее время куда-то ломиться. Скажи спасибо, что хоть в дом пустили. Вот и спи, где сказали. Утро вечера мудренее. Вздохнул, собираясь вернуться, когда его тихо окликнули:

– Эй!.. Витязь на распутье… Я здесь.

От звука этого голоса, его непередаваемых интонаций, с легкой хрипотцой на низких тонах, Сонгера обдало жаром. Он резко обернулся.

Дверь в соседнюю комнату чуть приотворилась и Наоми прошептала:

– Иди ко мне. Мне скучно.

Еще мгновение и Сонгер заключил ее в объятия. Она с жаром ответила на его поцелуй, потом высвободилась.

– Подожди. Из ночнушки вытряхнусь.

Сняла ночную рубашку и голая встала посреди комнаты. С немного комичным видом: на, любуйся. Сонгер одобрительно кивнул.

– Знаешь, у тебя тут веселее, чем в моих унылых хоромах.

Она фыркнула.

– Комнаты совершенно одинаковые. Здесь веселее, потому что здесь – я. Нет… потому что здесь – мы.

Подошла к Сонгеру и стала расстегивать на нем рубашку…

– Мне кажется, или лампа, в самом деле, меркнет? – спросил Сонгер.

Он лежал навзничь на постели, Наоми наклонилась над ним. Женщина сверху – поза для ленивых мужчин.

– Ага. Свет потихоньку гаснет, когда лежишь на кровати в позднее время. Сейчас станет совсем темно…

Ее дыхание участилось. Потом она глубоко вздохнула. Спросила:

– Что-то не так? Я чувствую.

Сонгер привлек ее к себе.

– Все в порядке. Просто подумал… дурацкая мысль… не бери в голову…

– Что?

В комнате сгустилась тьма. Он почувствовал губы Наоми у своих губ. Она тихо повторила:

– Что ты почувствовал?

– Ты прожила на свете втрое дольше меня. И проживешь больше, чем в самом лучшем случае смогу еще прожить я.

– Это тебя смущает?

– Не то, чтобы очень. Но… сколько же у тебя было любимых…

– Много. С тобой не сравнится никто.

Характер любого мужчины в основе своей прост и бесхитростен. Он всегда рад обманываться насчет чувств женщины к нему. В глубине души Сонгер это понимал. Тем не менее, лесть Наоми была ему несказанно приятна. Особенно, учитывая, кем она была раньше. Как невероятно сочетались в ней красота, ум и необъятная власть. Без пяти минут властелин Мира – так о ней можно было сказать когда-то.

А в эту минуту она полностью, без остатка принадлежит ему… И он взял ее. Ощутив себя страстным животным, сильным, непреклонным, неистовым.

И была тьма, и был свет. Был день, и была ночь. Были города и поселки. И бивак над рекой, и хижина лесника; и девушки, поющие на лугу. И дышащий морской свежестью ночной берег, и пылающий зной пустыни. Он был юным, и был зрелым. Художником, и военным. Подающим надежды студентом, и политиком в отставке. Инженером, и музыкантом. Образованным, и простолюдином. Он был мужчиной, и был женщиной.

Когда он пришел в себя, Наоми, обессиленная, уже спала, уткнувшись в его плечо. Он тоже чувствовал изнеможение и, как ни странно, душевный подъем. От недавних тоски и тревоги не осталось и следа.

Он был самим собой. Он был Михаилом Сонгером.

Его сморил сон, и он не увидел, как сквозь щели в ставнях и плотные шторы пробился и погас оранжевый свет.

Наоми проснулась внезапно, испытав смутную тревогу. Что-то разбудило ее. Что? Кругом темнота, в ней слышно спокойное дыхание любимого человека. В доме и за его пределами не ощущается угроз. Ничья злая мысль, ни зверя, ни человека, не оскверняет ментальную ауру на километры вокруг.

Осторожно нашарила на столике в изголовье глубокое блюдце и на его донце две таблетки. Положила в рот. Где-то рядом графинчик с водой. Ага, вот. Запила лекарство, успокоенно откинулась на подушку. Сонгер пошевелился, но продолжал спать, как младенец. Спокойной ночи, родной мой человек. Веришь мне всецело, тебе неважно, кем я была и что сделала. Важно лишь то, кто я сейчас.

А кто я? Не знаю. Больше я ничего о себе не знаю… после стольких лет. Зачем всё было? Зачем вереница дней, ночей… и лет живет в памяти? Зачем память хранит мельчайшие детали с фотографической точностью? Десятилетия прошли, как нет больше молочной лавки во Флавере. Я привозила туда тяжеленные бидоны, впрягаясь в тележку. До сих пор вижу, в какую сторону смотрит корова на вывеске. Влево. Зачем я это помню? Не найти ответа…

Ее дыхание выровнялось, стало медленным. Флавера. Немощеные улицы и дома, крытые соломой. Теплый летний вечер. Хранящая дневное тепло земля согревает босые ноги. Коромысло давит на плечи. Шаг твой ровен и тверд. Ты давно научилась носить ведра так, чтобы не расплескивать воду. Ханна, подбоченясь, ждет тебя у калитки. В ее взгляде ворчливое одобрение. Ты идешь ей навстречу. Ты идешь домой…

Утро глядело в окна холодным рассветом. Лора решила, что будь ее воля, Жеома Киано выставили бы голым на мороз у позорного столба. За ложные предсказания. Если так пойдет дальше – большой беды не миновать.

У дверей ванной мялась Нойс, в великоватом ей халате. Душераздирающе зевнула. Сунула руки в карманы халата. Не обернулась, заслышав шаги Лоры. Зачем, если узнала по походке?

«Или в мыслях прочла…» – незлобиво подумала Лора. – «Это даже лучше, чем иметь глаза на затылке».

Плеск воды затих, дверь распахнулась. Девочка лет десяти, худенькая, светловолосая, с тонкими чертами лица, вышла, на ходу застегивая комбинезон. Замерла, увидев Нойс. И с радостным воплем бросилась к ней на шею.

Не передать, что в этот миг сделалось с Нойс. Остатки сонного оцепенения исчезли без следа. Восторг и светлая радость озарили ее лицо. Давно Лора не видела ее такой.

– Тенар! – воскликнула она, смеясь и едва не плача. – Тенар, родненькая моя…

Потом радость ее сменилась тревогой, но девочка поспешила ее успокоить:

– Гед во дворе, помогает наставнику Станиславу.

– «О, как!» – молча восхитилась Лора. – «Дедулька – авторитет у этих детишек. Чьи они, интересно…»

И, пользуясь тем, что Нойс и девочка по имени Тенар оказались сильно заняты друг другом, юркнула в ванную. Когда, свежеумытая, объявилась вновь, Нойс и Тенар всё еще трепались о чем-то своем.

– Эй, грязнуля! Твоя очередь! – позвала Лора.

Нойс сердито сверкнула глазами.

– Некоторые лезут поперед старших…

Тенар зашлась смехом. Когда Нойс, изображая недовольство, скрылась за дверью ванной, Лора церемонно протянула руку.

– Меня зовут Лорианна, для друзей – Лора.

Девочка с некоторым замешательством коснулась ее ладони.

– Мы… друзья?

– Ты – дружишь с Нойс, как вижу; я с ней тоже. Значит, и мы с тобой…

– Отношения… не транзитивны. Поэтому, вывод о нашей взаимной симпатии через общую знакомую – не обоснован. Но я рада, что вызываю у вас положительные чувства.

– Ох, боже ж мой… Впервые вижу ребенка… с алгебраическим уклоном! Откуда ты? И твой приятель? Кстати, где он?