Мария Геррер - Верность и предательство [publisher: ИДДК]

Екатерина сменила свое легкомысленное модное сиреневое платье на скромное темно-серое, которое носила, когда еще работала в поместье гувернанткой. Ей было безразлично, что надеть – какое это теперь имеет значение? Траур она носить не будет – траур у нее в сердце. А что подумают люди – все равно.

Позже зашел Егор. Он виновато смотрел на Екатерину:

– Как вы?

– Все хорошо.

Глупый вопрос, такой же глупый ответ. Она не спрашивала о подробностях гибели ее наставника. Он не решался рассказать об этом.

– Завтра приедет Александр Львович. Вчера вечером пришла от него телеграмма. Он распорядился дать в городской газете небольшой некролог. Официально – несчастный случай. Андрею пока ничего приказано не говорить. Он останется у дяди.

Девушка молча кивнула:

– Егор, не переживай за меня. Это ни к чему. Похороны завтра?

– Да, – ему было тяжело говорить, и он смотрел в сторону. – Будет узкий круг самых близких родственников и друзей. Александр Львович хочет, чтобы все прошло скромно.

Екатерина вспомнила, что фамильная усыпальница фон Бергов располагалась на краю парка. Девушка была рядом с ней всего пару раз. Небольшая светлая ротонда с колоннами из серого гранита посреди старинной дубовой рощи. Красивое и печальное место.

– Я могу его увидеть? – страшный вопрос девушка задала все тем же ровным голосом.

– Нет. Не на что смотреть… – Егор осекся. – Все произошло… быстро и страшно. Простите…

– Полина?

– Нет, ее там не было.

– Потом, позже, если сможешь, расскажешь мне… как все случилось. Я должна знать. Но не сейчас.

Он молча кивнул в ответ. Только теперь Екатерина поняла, как Егору тяжело. Генрих был его товарищем в Братстве, и они вместе через многое прошли. Нельзя быть такой эгоисткой. Все боятся задеть ее чувства, оберегают, щадят. А она и правда ничего не чувствует. Вообще ничего.

– Егор, – девушка старалась говорить мягко, – я понимаю, как тебе сейчас плохо. Прости, что я такая равнодушная. На самом деле это не так. Просто у меня внутри что-то сломалось. Не знаю, что со мной, но я изменилась. Навсегда. Я не могу сочувствовать, не могу плакать.

– Я знаю. Вы не равнодушная. Боль придет через несколько дней. Мы будем рядом. И я, и Александр Львович, и товарищи из Братства.

– Спасибо, Егор. Нам всем надо быть вместе.

Екатерина уселась за туалетный столик и начала медленно снимать с себя украшения – жемчужные сережки, колечки, браслет. Она сложила их в шкатулку и убрала в ящик, с глаз долой. Зачем они теперь ей? Это все неуместно.

Екатерина не видела, как ушел Егор. Девушка снова прилегла на кровать и закрыла глаза. Спать не хотелось. Вспоминать было страшно. Будущего не было…

В доме было тихо, как в могиле. Прислуга ходила бесшумно, на цыпочках. Только со двора иногда доносились лай собак и ржание лошадей. Эти резкие звуки бесцеремонно врывались в мертвую тишину, царившую в комнатах. Многочисленные зеркала были задернуты черным крепом, что добавляло трагичности в и без того мрачную обстановку.

Екатерина никуда не выходила из комнаты. Она или лежала на кровати, или сидела у окна, бессмысленно глядя в пустоту. Аннушка доложила ей, что вернулся Александр Львович. Трагическое событие прервало его деловую поездку. Девушка все так же машинально спустилась в гостиную. Ему сейчас не менее тяжело. Но чем она может помочь? Только выразить свое сочувствие, а оно сейчас бессмысленно.

Старый барон стоял у высокого окна, выходящего в парк. Он обернулся на тихие шаги девушки и подошел к ней.

– Как ты, Катенька? – с тревогой спросил он, тепло и сочувственно глядя на нее.

– Все хорошо, – ответила она.

Что тут можно ответить? Все плохо? Это и так очевидно. Все очень плохо.

Александр Львович осторожно привлек ее к себе и обнял. От него пахло табаком. Этот запах она запомнит на всю жизнь. Все чувства были обострены до предела. Мелочи болезненно врезались в мозг. Они никогда не отпустят ее, буду всегда напоминать о потере и безжалостно терзать душу.

После полудня в поместье начали прибывать немногочисленные родственники. Они много и приглушенно говорили, видимо, изображая скорбь, вспоминали, деланно вздыхали и смахивали несуществующие слезы. Все это угнетало девушку – зачем они вообще здесь? Конечно, это не ее дело. Старый барон лучше знает, кто должен присутствовать на похоронах.

Девушка вернулась к себе в комнату. Она не хотела никого видеть, не хотела слушать пустые слова соболезнований. Для них она навсегда останется чужой. Нищей выскочкой, которая скорбит от того, что не успела стать законной женой и прибрать богатство фон Бергов к рукам. Они ее никогда не поймут и не признают. А ей их мнение безразлично. Пусть судачат о ней и осуждают.

В четверном часу небольшая печальная процессия отправилась к дубовой роще, где располагалась фамильная усыпальница фон Бергов. Александр Львович вел Екатерину под руку. Невеста, овдовевшая до свадьбы. Ее серое платье выделялось из толпы, но старый барон не возражал. Он, безусловно, понимал, что девушке не до показного траура. Екатерина шла с трудом, опираясь на руку старого барона. Она была слаба от горя, свалившегося на нее.

Кое-кто из родственников фон Берга неодобрительно косились на нее – ни траурного платья, ни слез. Хороша безутешная невеста! Но Екатерину это не волновало, ни все ли равно, что о ней думают? Она продолжала видеть все происходящее будто со стороны, безучастно и безразлично.

Все шло чинно, неспешно. Гроб внесли в усыпальницу и закрыли высокие металлические двери, на которых был изображен герб фон Бергов – три горные вершины и над ними цветок эдельвейса.

Александр Львович держался очень стойко и старался как мог ободрить девушку. К ним подходили люди, говорили слова, обычные для такого печального случая. Она тихо отвечала что-то соответствующее, давно знакомое, заученное: «Благодарю… Ваше внимание меня тронуло… Ваша поддержка мне очень важна…»

Наконец, обряд принесения соболезнований закончился.

– Катя, пойдем, – Александр Львович тронул ее за плечо.

– Идите. Я еще хочу побыть здесь. Одна.

Он молча склонил голову и направился к дому. Недалеко под раскидистым дубом рядом с садовой скамьей стоял Егор. Девушка подошла к нему:

– Уходи и ты. Оставь меня.

– Я не буду вам мешать. Но одну не оставлю. Пройдусь по дубраве.

Она не стала спорить. Девушка подошла к усыпальнице и достала из маленькой бисерной сумочки засушенные цветы эдельвейса – фамильного цветка фон Бергов. Они украшали ее прическу на балу, когда Екатерину захлестнуло наваждение, и она поняла, что кроме Генриха для нее никто не существует. Эти цветы стояли в маленькой вазочке на ее туалетном столике и напоминали о коротких счастливых мгновениях. Она бережно хранила их, даже когда поняла, что на взаимность ей рассчитывать не стоит.