Александр Пелевин - Четверо [litres]

А ещё через пять лет торговцы, чей путь проходил к югу от погибшего города, стали рассказывать, что на их караваны нападают чудовища.

Откуда они появились, никто не знал. Каждый из них выглядел как отвратительный сгусток белых червей, слившихся в единое целое – без лиц, без глаз, без рук и ног. Они могли принимать разные формы, то сливаясь в копошащийся клубок, то расползаясь по песку шевелящейся паутиной. Сначала они ползали по песку и нападали на людей, пытаясь схватить их уродливыми белыми отростками, и торговцы успешно отбивались от них холодным оружием. С годами их становилось больше, сами они становились быстрее, и тогда путь караванов пришлось сместить ещё на несколько миль южнее.

Но вскоре черви добрались и туда. Они быстро эволюционировали, став ещё больше, быстрее и сильнее. Торговцы понесли первые потери. Черви схватили нескольких караванщиков и разорвали их на куски».

Когда закончился рабочий день, Хромов продолжил читать записи Поплавского уже в метро, прямо с телефона. Он не мог понять, отчего они так зацепили его. Может быть, из-за красивого слога. Или из-за интересного мира, который он описывал. Вот бы ему выздороветь и довести всё это до ума (ха-ха, отличный каламбур, подумал он), дописать, придумать сюжет, сделать из этого целую книгу. Это было бы очень здорово.

В вагоне пахло женскими духами. Хромов стоял, прислонившись спиной к дверям, прямо у надписи «не прислоняться», держа в одной руке портфель, а в другой – телефон. И читал.

«Планам покончить с червями помешала ещё одна война – против Империи взбунтовалась островная провинция неподалёку от Северного полюса, затем к ней присоединились ещё несколько северных земель. После войны черви будто перестали тревожить торговцев, и всё снова пошло своим чередом. Никто не знал, что всё это время они просто смотрели, наблюдали и учились.

Они эволюционировали на глазах и становились умнее с каждым днём.

Когда они научились пользоваться брошенным оружием и делать собственные боевые машины из ржавых обломков, было уже поздно. За несколько недель они распространились по всей пустыне, уничтожив несколько перевалочных торговых пунктов, затем набросились на большие города. Они наступали неумолимым валом во все стороны, расползаясь по планете, как плесень – да, как та самая чумная плесень.

Сначала они просто брали города наскоком, но с каждым разом всё больше учились военному делу, брали в осаду, изнуряли бомбёжками и набегами, чтобы в итоге уничтожить и сжечь. С каждым разом они делали всё более мощные машины и бомбы. В каждом захваченном городе они делали то же, что и с местом их зарождения, оплетая руины паутиной из белой слизи и обустраивая свои гнёзда, и каждый раз червей становилось всё больше и больше.

Значит, именно они будут новыми хозяевами мира».

Его жену звали Таня. Она встретила его дома – высокая, лёгкая, с выпирающими ключицами, стройная и с гордым профилем в свои сорок лет, с короткими, крашенными под седое серебро волосами.

– Я купила тебе пиво, – сказала она вместо приветствия. – Как знала, что сегодня будешь дома.

– Да, – устало ответил Хромов, скидывая пальто с плеч. – Спасибо тебе.

«Перекати-поле гонит с неба ветерок, всё переплетено, но не предопределено», – приглушённо доносилось из закрытой комнаты дочери.

– Яна в комнате? – спросил Хромов, кивнул на дверь.

– Как слышишь, – улыбнулась Таня.

– Уроки делала?

– Наверное. – Она пожала плечами. – Ну, она сказала, что сделала. Поверим?

– Поверим. – Хромов повесил пальто, снял ботинки, развязал галстук и усталыми шагами направился к кухне. – Какая-нибудь еда есть?

«Берегите психов, чужаков, еретиков, ведь всё переплетено», – доносилось из комнаты.

– Могу разогреть тебе пасту с мясным соусом, – сказала Таня.

– Сам разогрею. Что же я, не умею пользоваться микроволновкой?

– Выглядишь замученным. – Она провела рукой по его волосам. – Опять тот трудный пациент?

Хромов кивнул.

– Он, кстати, тоже любит Оксимирона.

– Найдём Яне пару?

– Твои шутки, знаешь… Он ей в отцы годится. – Он поцеловал её в щёку. – Пойдём ужинать.

– Я уже. Но посижу с тобой.

На кухне треки Оксимирона заглушил телевизор. Ведущие обсуждали новости: США приняли решение о поставках оружия на Украину.

Хромов сжал зубы от злости. Эта тема бесила его.

– Танюш, можно я переключу этих хохлов? Не могу обо всём этом слышать… Психов мне и на работе хватает.

– Конечно. Самой надоело.

На следующем канале показывали «Иронию судьбы». Пьяный Лукашин кувыркался по квартире, пытаясь найти брюки.

Хромов разогрел пасту, открыл пиво и уселся за стол. Таня подошла к столу, без спроса отхлебнула из бутылки и уселась напротив.

– И как там твои психи?

– Да все этот… инопланетянин, – ответил Хромов, ковыряясь вилкой в пасте. – Очень жалко парня. Из него вышел бы отличный писатель. Может, и выйдет, если долечим. А у тебя как?

Таня работала корреспондентом в городской интернет-газете.

– Скучно. Писала текст про оппозицию, обзванивала всех этих… Всё как всегда. У тебя одни психи, у меня другие.

Оксимирон из комнаты Яны зазвучал громче слов пьяного Лукашина – значит, она открыла дверь. Через минуту она показалась на пороге комнаты – высокая для своих лет, светловолосая, до безумия похожая на мать, в чёрной футболке.

– Привет, пап.

– Привет. Как в школе дела?

– Нормально.

Другого ответа он и не ожидал. Но это опять же нормально.

– Ты умница, – сказал он, отхлёбывая пиво из бутылки. – Отдыхай.

– Этим и занимаюсь. – Она улыбнулась.

– Кстати, ты покажешь нам наконец свои рассказы?

– Пааап! – Она делано закатила глаза.

Таня захохотала. Так было каждый раз.

– Шучу. Отдыхай, отдыхай.

«Какие же они у меня красивые, – думал Хромов, глядя то на Таню, сидевшую перед ним с его бутылкой пива, то на Яну, закатывающую глаза каждый раз при упоминании фанфиков, – какие же они красивые и замечательные. Поплавский неправ. Совсем неправ. Ничего он не понимает».

У Поплавского – выдуманная женщина с другой планеты, безголосая тульпа из странного мира с тремя солнцами. А у Хромова – самая красивая на свете жена, любимая женщина, настоящий боевой товарищ. И замечательная дочь.

«Где нас нет – горит невиданный рассвет, где нас нет – море и рубиновый закат», – доносилось из комнаты.

Поплавский лежал в койке и пытался не закрыть глаза, чтобы не заснуть. В палате выключили свет. Он наблюдал, как по тёмному потолку время от времени плывут жёлтые огни от проезжающих по улице машин.

Заговори со мной, пожалуйста.

Заговори со мной снова.

Сосед по палате отвратительно храпел. Он храпел каждую ночь, глубоко, громко и с мерзким присвистом. Ему было шестьдесят лет, и он жаловался, что соседи облучают его радиацией. Поплавский подумал, что его можно придушить подушкой и ему за это ничего не будет, он же псих. Но это лишнее.