Жан Рэ - У пределов мрака

Так или иначе, но подобная опасность стоит у наших дверей или даже, по мнению некоторых авторов, окружает нас.

Эта опасность поднимается повсюду черной волной из трюмов, затопляет морские ангары и склады, и эта волна, набирающая силу во мраке подземных сточных туннелей, представляется более опасной и более отвратительной, чем все, о чем писалось прежде.

Эта волна, пока скрывающаяся во мраке подземелий, волна, полная страшных опасностей, скоро хлынет на нас — если уже не начала свое наступление.

Это крысы…

Состоялась международная конференция по проблеме крыс.

Во Франции ежегодный ущерб, причиняемый этими грызунами, оценивается во много миллиардов. К чисто материальному ущербу необходимо добавить вред, наносимый разными эпидемиями, легко перемещающимися от страны к стране, такими, как чума, тиф и многие другие.

Сигнал об опасности был подан Данией; именно в этой стране началось интенсивное наступление на опасное животное. Миллионы грызунов были уничтожены ядом, ловушками, электротоком. Но крысы искусно защищаются: они сначала оставляют территорию, на которой им угрожает опасность, а затем применяют метод, который использовали британские судостроители против немецкой подводной войны.

— Вы потопили за прошлую неделю наши суда водоизмещением 100 000 тонн? Прекрасно. Мы на этой неделе спустим со стапелей корабли водоизмещением 200 000 тонн.

Невероятно плодовитые крысы примерно таким же образом отвечают на устроенные для них гекатомбы:

— Вы сегодня уничтожили миллион наших соотечественников? Завтра в наши ряды встанет два миллиона только что родившихся крысят.

Этот способ борьбы свидетельствует об удивительной разумности крыс.

Отдельный человек — это существо, способное проявить невероятную мощь интеллекта. Однако, когда человек собирается в толпу, его разум оказывается крайне слабым, способным на невероятные глупости.

Одиночная крыса легко попадает в ловушку, гибнет в зубах пса-крысолова или под сапогом прохожего. Стая крыс легко преодолевает множество ловушек. Мысленная энергия стаи резко усиливается, словно накапливаясь в каких-то аккумуляторах.

Их групповой разум никогда не имел отношения к глупому бараньему разуму, ставшему знаменитым после рассказа Панурга, который относится не только к белым стадам наших блеющих друзей, но и к стадам диких буйволов, для которых достаточно простого шараханья, испуга или растерянности одного из членов, чтобы спровоцировать ужасную всеобщую панику. Результат — слепое бегство сотни тысяч глыб плоти, оставляющее после себя разрушение и смерть там, где промчался этот ураган безумия.

Стадный инстинкт овец, буйволов, диких лошадей — это инстинкт паники; инстинкт крыс, напротив, это проявление холодного ума, подчиненного одному или нескольким вожакам, редко становящихся заметными и нередко сменяющих друг друга, подобно предводителям треугольных стай диких гусей или журавлей.

Ученые сейчас уже начинают с тревогой обсуждать наличие мозговых волн, потенциально способных давать неожиданные результаты.

Одиночная крыса. Наблюдение в лаборатории за одиночным грызуном позволило получить лишь исключительно ложные представления о психологии крысы.

Это небольшое суетливое животное, злобное, постоянно испуганное. Я встречался с одиночной особью много лет назад, — в саду во Фландрии, где имел дело с тревожными эмоциями, характерными для тропических стран. Охотники в джунглях или лесостепи знают это неприятное чувство, когда тебе кажется, что за тобой наблюдает кто-то невидимый и враждебный.

Латем, летчик со стальными нервами, погибший от рогов буйвола, рассказывал, что однажды он почувствовал, что за ним наблюдают. Внимательно осмотревшись, он обнаружил находившуюся в засаде анаконду.

Я сам в средиземноморской обстановке однажды почувствовал со страхом, что за мной следит с любопытством и злобой чей-то взгляд. Оказалось, что за мной наблюдал из небольшой лужи, оставшейся после прилива, осьминог приличных размеров.

В другой раз в саду, примитивном, как монастырь беги- нок, я много дней подряд ощущал этот непонятный злобный взгляд. Однажды утром, на ярком солнце, мне почудилась среди привычной неподвижности травинок и цветов ромашки пульсирующая жизнь, похожая на колебание листа на ветру. Я уловил злобный угрожающий взгляд крысы, с бешенством во взгляде следившей за мной.

Я чувствовал, что был для нее врагом; при первом же резком движении моей руки животное мгновенно исчезло в бесконечных ходах, соединяющихся с трубами для стока нечистот.

Испуганная мышь забивается в укромный уголок и замирает; испуганная крыса, логово которой обычно соединяется с подземным лабиринтом ходов и туннелей, бросается в бегство, нередко уводящие ее за километры от того места, где она почувствовала первый укол страха.

Я знал, что она вернется; я расставил повсюду пружинные капканы и рассыпал отравленное зерно. Она не обратила внимание ни на первое, ни на второе. Мне пришлось пожалеть, что я неосторожно использовал отраву, которая привлекла доверчивых воробьев.

Однажды я сидел с соседским котом на коленях, лаская это большое мурлыкающее животное.

Он заметил крысу и широко открыл глаза, но тут же, словно застеснявшись, отвел взгляд, сделав вид, что его заинтересовали кружившиеся над нами ласточки. Потом он ушел, даже не принюхавшись к логову крысы.

Чуть ли не каждое утро я видел выглядывавшую из норы усатую крысиную морду, и ее демонический взгляд обливал меня проклятьями.

В нескольких шагах от норы я положил кусочек сала и ароматную корку сыра, но крыса, заметив меня, тут же скрывалась в грязной темноте своей норы, выражая писком свой гнев и разочарование.

У меня имелся карабин Флобер калибра 9 мм, стрелявший тяжелыми круглыми пулями.

На третий или четвертый день крыса вышла из норы. Это оказалось большое серое животное с рыжими пятнами. Она не выдержала и бросилась к приманке. Свинцовая пуля перебила ей хребет.

Я оказался свидетелем страшной агонии, оказавшейся необычной даже для меня, охотника и рыбака с многолетним стажем.

Задняя часть крысы была превращена в кровавую тряпку, но уцелевшая голова, охваченная бешеной активностью, принялась яростно грызть рану, раздирая уцелевшую плоть.

Грызун подполз к входу в нору, заколебался и вернулся на открытое место, на солнце. Здесь вторая пуля разбила его злобную головку.

Я не знаю ни одного дикого животного, которое, получив смертельную рану, не попыталось бы забраться в свою нору. Я подумал, что эта крыса вспомнила, что ее собратья, возвращающиеся ранеными в логово, сталкиваются с самыми безжалостными врагами в виде своих постоянно голодных собратьев. Поэтому она предпочла умереть под открытым небом.