Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, детектив [litres]

Когда он закончил, на маленьком письменном столе восседал лебедь. Тогда Кабал потушил свет и остался сидеть почти в полной темноте. В окне виднелись лишь звезды. Под ними тянулись пейзажи, которые не разбавлял даже одинокий огонек коттеджного домика. Несколько минут Кабал наблюдал за тем, как мир – ну или по крайней мере то, что он мог различить на горизонте, – проплывает мимо. Он чувствовал себя глубоко несчастным.

Ему так не хотелось отправляться на этот ужин, будь он неладен. Во-первых, придется провести весь вечер, притворяясь другим человеком, и, если не получится убедительно его изобразить, наказанием будет смерть – не слишком походит на веселое времяпрепровождение. Во-вторых, Кабал и в лучшие времена не любил находиться в компании других людей, а уж когда ему навязывали общество состоятельных и самодовольных бюргеров и бюргерш Миркарвии, его нелюбовь к таким мероприятиям усиливалась минимум вдвое. Может, повезет и удастся улизнуть пораньше, сославшись на воздушную болезнь? Но тут он прикинул, что тогда все оставшееся путешествие благочестивые матроны будут докучать ему, предлагая запатентованные лекарства от слабого желудка, большинство из которых содержит в своем составе сырые яйца. Что ж, придется стойко вынести испытание, держаться отстраненно, действовать экспромтом и в целом не выказывать дружелюбия.

Настроение слегка улучшилось – вечер становился более интересным.

Ужин предварял фуршет с шампанским. Кабал, как того требовала мода, чуть припозднился, однако обнаружил, что тенденции теперь совсем другие. Пассажиров в гостиной на корме оказалось не многим больше стюардов. Ему предложили наполненный до краев бокал шампанского, причем не узкий, какие, он считал, нынче популярны, а широкий. Оглядевшись, он заметил, что женщинам подносили длинные, заполненные наполовину бокалы, и понял, что в миркарвианском обществе быстро напиваться было прерогативой мужчин. Кабал с трудом представлял, как Движение трезвенников сумеет в ближайшее время развернуть кампанию в Миркарвии. Он нерешительно взглянул на свой бокал – в нем было, наверное, не меньше четверти пинты, – а затем тихонько направился к эркеру в дальней части, где располагался закрытый шлюз, ведущий в коридор. Там он встал, потягивая шампанское и стараясь выглядеть холодно и неприступно.

Судя по всему, методика работала. Никто не приближался и не заговаривал с ним, кроме стюарда, который каждые несколько минут нависал над Кабалом и молча ужасался, что тот до сих пор не приговорил свой первый бокал, не говоря уже о третьем или четвертом. Гостиная постепенно заполнялась, мужчины пили и пили, а женщины беспрестанно о чем-то трещали. Здесь собрались не лучшие представители человечества, и наблюдать за ними Кабалу было не слишком интересно. Вместо этого он смотрел на бескрайную пропасть небес. Облачный покров истончился, и теперь лишь несколько рваных завитков слоисто-кучевых облаков медленно плыли по небу, подсвеченные синим светом растущей луны. Звезды сияли ярче и казались четче, чем ему когда-либо доводилось видеть, – Кабал полагал, что это из-за высоты. Юношей он непродолжительное время увлекался астрономией, и сейчас забавлялся тем, что выискивал созвездия. Как всегда, найти Большую медведицу не составило труда, и Кабал по-детски испытал восторженный трепет. Он провел линию от ковша до Полярной звезды и долгое время любовался ей. Но затем она сместилась на небе, что заставило встрепетнуться уже совсем по другой причине – он понял, что корабль поворачивает. Однако по прошествии нескольких тягостных секунд, вращение прекратилось: «Принцесса Гортензия» просто слегка скорректировала курс, а не возвращалась в аэропорт. Кабал всем сердцем желал, чтобы начался этот чертов ужин и можно было поскорее с ним покончить.

Вопреки всему, он почувствовал, что входит в роль. Он вспомнил все, что знал о сельском хозяйстве и был вполне уверен, что сумеет произвести впечатление на обывателей фактами о почесухе у овец. Учитывая, что эти обыватели были пьяны в зюзю.

Внезапно он ощутил, что за спиной его кто-то стоит, а в следующий миг почуял запах парфюма. Он позволил себе расслабиться, и, стоило перестать быть отчужденным и неприступным, как к нему подступились.

– Прекрасный вид, не так ли? – раздался юный женский голос. Вопрос задали практически ровным тоном, поэтому Кабал не сразу сообразил, о чем идет речь.

– Вы о звездах? Ах, да, полагаю, что так. Хоть я не поэт и не художник. Но так говорят.

Женщина издала звук, который походил на легкий смешок, словно Кабал только что произнес остроумную или глубокую фразу. На самом деле, так и было. Затем женщина продолжила:

– О чем вы думаете, глядя на звезды?

Кабал слыхал о таком. Если он все правильно понимал, его пытались «подцепить», и сейчас они находились на стадии светской беседы. А что, неплохой вариант. Он вполне сможет избегать компании остальных пассажиров, если на протяжении всего полета будет развлекать одну – в идеале довольно глупую – женщину. Если верить пословице, никто не любит быть третьим лишним. Над этим знакомством стоило поработать.

Глядя исключительно на звезды, Кабал принял вид, по его мнению, мечтательный и романтичный, и сказал:

– Когда-то давным-давно люди верили, что их будущее записано в звездах. Это называлось астроскрипт. Считалось, что если хочешь узнать обо всем хорошем, что сулит будущее, нужно читать его с запада на восток.

– А чтобы узнать о плохом – с севера на юг? – спросила его спутница, не проявив особой смекалки.

– Все это чепуха. – принялся разъяснять Кабал, гадая, насколько удачным был ход. – Звезды движутся по орбитам. Будущее остается скрытым от нас, как бы мы ни старались его прочесть. Существовала еще одна техника – гиромантия. Практикующие ее люди вращались на месте до тех пор, пока у них не начинала кружиться голова и они падали. То, как они падали, предсказывало будущее человека, нанявшего гироманта. Я так полагаю, – добавил он с изящным смешком, – что правдивое предсказание звучало бы так: «Скоро мошенник обведет вас вокруг пальца».

На какое-то время в воздухе повисла тишина – Кабал как раз подумывал, не настал ли момент повернуться и, насколько получится, предстать во всей своей неотразимости. Однако прежде чем он успел воплотить задумку, его спутница заговорила вновь:

– Гиромантия… Мне казалось, вы больше по части некромантии, Иоганн Кабал.

В гостиной стало очень тихо.

Но вот кто-то из гостей засмеялся, и разговоры возобновились – Кабал сообразил, что произошло банальное совпадение и около дюжины бесед вдруг прервались одновременно самым естественным образом. Ну, по крайней мере, пока никто не тыкал пистолетом ему в спину, а значит причиной молчания послужил не он. Кабал перестал глядеть на звезды – горло сдавило спазмом, да и голова вела себя слегка гиромантично, – сосредоточился на отражении в стекле и на секунду ему привиделось лицо, которое, как он прекрасно знал, принадлежало мертвецу. Сердце сделало кульбит. Резко вдохнув, Кабал снова поднял глаза и понял, что ошибся, однако правда оказалась не менее шокирующей. Он был не из тех, кто охает и ахает, поэтому и на этот раз воздержался. По правое плечо рядом с ним стояла Леони Бэрроу. Она со злостью смотрела на него.