Майкл Салливан - Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера [сборник]

– Может быть. Я не знаю, что это означает.

– Я тоже. Это местное присловье. – Она снова вытерла глаза. – Послушай, в Далгате нет шерифа, и как мажордом я наверняка смогу убедить нового наместника отдать эту должность тебе. Из тебя получился отличный констебль.

– Констебль из меня получился паршивый.

– Просто не пей эль.

Адриан улыбнулся, но уголки его губ поползли вниз.

– Король – ваш король – приказал нам убираться из Маранона.

Скарлетт отшатнулась, словно он ее ударил:

– Но вы спасли ему жизнь!

Адриан кивнул:

– Похоже, у него предубеждение против воров и убийц. Не могу его в этом винить.

Скарлетт отвернулась. Поглаживая шею Танцорки, уставилась в землю, словно разговор принял неприятный и неожиданный поворот. Адриану было знакомо это чувство, и он не стал ее торопить. Вновь похлопал кобылу по плечу.

– Ты испортишь мне лошадь.

– Когда вы уезжаете? – тихо спросила Скарлетт. – Завтра похороны леди Далгат. Вы ведь задержитесь? Ее отнесут в монастырь и похоронят рядом с отцом. Там будут все далгатцы.

– Вообще-то я думаю, что Ройс захочет уехать буквально через несколько минут. Мы провели здесь немало времени, но…

– Но? – Слово повисло в воздухе, тихое, будто всхлип, отчаянный и напуганный.

Адриан положил ладонь на руку Скарлетт. Она схватила ее и сжала. На мгновение он возненавидел разделявшую их Танцорку. Если бы не она, он бы… но между ним и Скарлетт Додж стояло намного больше преград, нежели простая лошадь. Адриан понимал, что из них троих Танцорка была самой мудрой. Он выпустил руку Скарлетт и пожал плечами. Смотреть на нее было слишком тяжело и больно. Адриан уронил голову и сосредоточился на белых носочках Танцорки. Он не привык проигрывать в схватках, и хотя это было нечто иное, все равно ощущал беспомощность. Обстоятельства оказались сильнее.

Танцорка сделала несколько шагов вправо.

Адриан поднял голову и увидел рыжие волосы, копну рыжих волос. Руки Скарлетт обхватили его за шею, она прижалась к нему всем телом. Встала на цыпочки. Ее губы коснулись его губ, мягкие и нежные, но настойчивые, жадные. Пальцы скользнули вверх по его шее, зарылись в волосы. Он услышал тихий вздох, но не понял, кто его издал. Губы Скарлетт разомкнулись и на мгновение задержались на его губах. Потом руки разжались, и губы исчезли, забрав с собой его дыхание.

Лорд Фокс привел Ройса в спальню Нисы Далгат, которая с его последнего визита ничуть не изменилась.

– Должно быть, это необычно, – сказал Фокс.

– Что именно? – спросил Ройс. Сейчас он мог назвать несколько вещей, подходивших под это описание.

– Входить сюда через дверь. – Фокс улыбнулся.

– Зачем мы здесь?

– По двум причинам. – Лорд подошел к столику, на котором лежала коллекция ракушек, и открыл ящик. Обернулся, держа в руках сверкающий белый кинжал. – Адриан сказал, ты потерял это.

– Спасибо. Я не собирался уезжать, пока не найду его.

Фокс вскинул бровь:

– Неужели? В таком случае, верни его. Я попрошу, чтобы его закопали.

– Слишком поздно. – Ройс убрал кинжал. – А вторая причина?

– Я хотела показать тебе кое-что, – ответил Фокс, доставая из-за спинки кровати закрытую тканью картину и ставя ее на письменный стол. – Шервуд потратил два месяца на этот портрет Нисы Далгат. Я хотела, чтобы ты его увидел. Рама немного пострадала, но я ее починила.

Фокс убрал ткань.

Ройс уставился на изображение молодой эльфийки. Ее уши были заостренными; глаза, ослепительно-синие, имели форму слезы. Скулы были резкими и высокими, но самым удивительным было то, что эльфийка оказалась совершенно лысой – и совсем не похожей на эльфов, которых встречал Ройс. Что-то было в ее лице, в ее пронзительных синих глазах: она не стыдилась своего происхождения. Она гордилась им.

– Это ты? – спросил Ройс.

– Так я выглядела при жизни. Не знаю, как это удалось Шервуду. Неизвестно, как он догадался. Вероятно, он был не просто художником. Возможно, сам того не зная, он практиковал Искусство.

Ройс не понял разницы, но не стал перебивать.

– Шервуд умел видеть людей. Действительно видеть. Он говорил мне об этом, но я не поверила. Его убили прежде, чем я взглянула на картину. Прежде, чем смогла сказать ему, что он был прав.

– Это не имеет значения. – Ройс шагнул к портрету. – Он и так знал.

– Да, – кивнул Фокс. Прерывисто вздохнул, развернулся на левом каблуке и отошел к окну, оставив Ройса рядом с картиной. – Тебе… тебе она кажется уродливой?

Ройс протянул руку и коснулся сухих мазков на холсте:

– Нет.

– Интересно, что бы изобразил Шервуд, если бы писал твой портрет?

Эта мысль встревожила Ройса.

– Я в первую очередь человек, – произнес он. – По мне это видно. Честно говоря, я понятия не имею, как ты догадалась.

Обернувшись, Фокс в изумлении посмотрел на него.

– Точно так же, как ты догадался про меня. С первого взгляда. Ты вошел в комнату, готовый убить Кристофера Фокса, но не сделал этого. Что тебя остановило? Как ты узнал?

Ройс пожал плечами:

– То, как ты двигалась, стояла, говорила. Я узнал это. Я узнал тебя.

– Мы – больше, чем тела, в которых обитаем, – сказал Фокс. – Они – всего лишь одежда, и все же мы о многом судим по ним. – Он горько усмехнулся. – Уж мне-то следует это осознавать – и все же… – Он посмотрел на картину. – Я не дала Шервуду шанса. Он увидел истину во мне, но я отказалась видеть истину в нем. – Фокс шагнул к Ройсу. – Ты мог бы остаться.

– Твой король будет возражать, и ты лишишься возможности стать графом.

– Я не боюсь короля.

– Разумеется, не боишься, – кивнул Ройс. – Но одиночество – не лучший повод затевать войну.

Фокс нахмурился:

– Я начинаю ненавидеть твою женщину.

– Прощайте, лорд Фокс, – ответил Ройс и направился к двери. Прежде чем выйти, помедлил. – Местная погода – ты ее как-то контролируешь, верно? Поэтому здесь всегда солнечно и тепло, но не жарко.

– К чему ты клонишь? Тебе не нравится хорошая погода?

– Все хорошо в меру.

– Прощай, Ройс Мельборн.

Все жители лощины Брекен вышли на улицы: мужья, жены и дети, не отходившие от родителей. Все надели лучшие – и во многих случаях единственные – наряды. Воротнички были отглажены, ботинки начищены, волосы аккуратно причесаны. Не было видно ни одного капюшона или шляпы, и все глаза были устремлены на Ройса, Скарлетт и Адриана. Толпа ждала их.

Первой реакцией Ройса была озабоченность; второй – подозрение. Неужели кто-то с утра заглянул в развалюху-церковь? Зная отношение горожан к пастору Пейну, Ройс в этом сомневался. Они откроют дверь, только когда вонь станет невыносимой. А на последующие похороны соберется минимальное число человек, необходимое, чтобы отнести тело в неглубокую безымянную могилу.