Борис Конофальский - Длань Господня

— Ничего, — подтвердила госпожа Ланге.

— Максимилиан, завтра, если силы будут, съездим к нему, и шлем мой возьмите, завезем его кузнецу, он хвастался, что все может починить. Посмотрим, не врал ли.

— Да, кавалер, — ответил Максимилиан.

Волков отодвинул тарелку и взглянул на жену. Она сидела за столом, далеко ото всех, сидела, уткнувшись в свою вышивку, вид у нее был такой, будто все, что происходит, ее совсем не касается, ей не интересно.

Не хотелось кавалеру ее трогать, опять начинать домашнюю склоку с воем и руганью, но ему был нужен наследник. Очень нужен, и он сказал:

— Госпожа моя, не соблаговолите проводить меня в спальню?

Элеонора Августа подняла на него глаза, и он подумал, что вот-вот закричит она, браниться начнет, так яростен был ее взгляд, но она встала, кинула свое рукоделие на стол, еще раз поглядела на него с явным презрением и пошла по лестнице в спальню, подобрав юбки.

И хоть болела у него нога, и хоть в затылке как шилом ворошили, дело он свое сделал. Ну, слава Богу, хоть обошлось все без слез и ругани. Только со злостью и брезгливостью на лице жены. Ничего, ради наследника он готов был терпеть.

Еще не рассвело, еще Мария завтрак не подавала, как пришел Еган. Сел за стол, ждал, когда кавалер помоется. Болтал с его племянницами.

— Ну? — спросил его Волков, видя, что управляющий не просто так пришел.

— Купчишки волнуются, — заговорил Еган, — все знать хотят, когда мы им зерно возить начнем.

Волков задумался, вытер лицо большим полотенцем. Дворовая девка помогла ему надеть сапоги, брат Ипполит осматривал ему рану, смазывал ее какой то вонючей мазью. Как он закончил и сапоги были надеты, кавалер спросил:

— Думаешь, что к Рождеству цена будет в половину больше от нынешней?

— А тут и думать нечего, в половину, а то и вдвое. Так завсегда было, если урожай не шибко большой вышел.

— А сколько ты с купцов денег собрал?

— Сто девять монет набрал.

Волков помолчал, а после сказал с уверенностью:

— Возвращай им деньги.

— Возвращать деньгу? — удивился управляющий.

— Будем цену ждать, — сказал кавалер и пояснил, — траты у меня большие, очень большие, мне сейчас каждый талер дорог.

— Обозлятся, боюсь. Прождали ячменя да ржи четыре дня, а зря, — раздумывал Еган.

— Ничего, кто особо злиться начнет, так позови кого-нибудь из ротмистров, что бы усмирил.

— Хорошо, так и сделаю, — Еган встал. — Побегу.

— Может, поешь? — предложил кавалер.

— Так я еще до петухов завтракал, — сообщил управляющий, — побегу, нужно поле посмотреть, кажется, уже пора озимые пахать.

Зато Сыч поесть не отказался, уселся за стол и, шмыгая носом, сказал:

— Экселенц, вы, вроде, обещали мне долю с ярмарки, говорили, что доля моя будет как у сержанта, если я про горцев все выведаю, — он улыбался, весь сиял, мол, я все выведал, деньгу давайте.

«Хорошо, что зерно не отдал за бросовую цену», — подумал кавалер и со вздохом полез в кошель.

Он молча отсчитал Сычу шестьдесят талеров, конечно, это было намного меньше, чем получил старший сержант, но Фриц Ламме был и этому несказанно рад:

— Вы мои дорогие! — сгребал он со стола талеры. — Идите к своему старику. Давненько у меня столько серебра не было.

— Ты их все-то не пропивай, и на баб не спускай. А то оставишь все в новом трактире.

— Да разве столько можно пропить, — говорил Сыч, пряча деньги за пазуху, — нет, все не пропью, спрячу. А пропью немного, малость самую, — он, кажется, уже предвкушал веселье с вином и кабацкими девками.

— Ты ешь, разулыбался он, — сказал Волков, — со мной поедешь.

— Куда? — сразу перестал улыбаться Фриц Ламме, видно, планы его рушились.

— К монаху, к отшельнику, был он вечера тут, меня ждал, говорил, что дело решил. Думаю, это он про зверя.

— Ну, ладно, поедем, поговорим со святым человеком, — согласился Сыч нехотя, и полез в кашу ложкой.

Не успели они уехать, как приехал Рене, стал говорить с ним насчет свадьбы. Старому дурню не терпелось взять замуж его сестру побыстрее. Он спрашивал, не слишком ли будет торопливо играть свадьбу в субботу. Это все по-прежнему не нравилось кавалеру, но раз уж дал согласие, то теперь не мешать же делу.

— Идите к брату Семиону, — сказал Волков, лишь бы Рене отстал от него. — Договоритесь с ним о дне.

Рене, чертов жених, начал бубнить ему о благодарности своей.

— Не задерживайте меня, Арсибальдус, — хмурился кавалер, желая избавиться от него, — у меня и без вас много дел.

Он собирался ехать к монаху, путь был неблизкий, а нога еще от вчерашней езды не отошла.

— Да-да, конечно кавалер, — сказал Рене, кланяясь.

— Вот неймется ему, — шептал Волков, садясь на коня.

— Надеюсь, вы будете на свадьбе? — не отставал от него ротмистр, даже когда кавалер уже сидел в седле.

— Да, буду, конечно, как мне не быть на свадьбе сестры? — отвечал Волков, думая о том, что раньше Рене казался ему умным и трезвым человеком.

— Зараза, опять его нет дома, — еще издали заметил замок на двери Сыч. — Который уже раз к нему ездим дверь его целовать.

Волков тоже злился, путь-то не близкий, ему он нелегко давался.

Сыч спрыгнул с коня и подошел к двери, подергал замок:

— Крепкий.

Привстал на цыпочки, заглянул в щель, смотрел, смотрел:

— Темень, ни хрена не видать, — он принюхался. — Хотя был недавно, кашу просяную с точеным салом жрал, святой человек.

Он достал свой мерзкий нож, и вырезал на старой двери белую зарубку, пояснил:

— Чтобы знал, что мы тут были. Может, смекнет опять к нам прийти.

— Ладно, — сказал Волков, — поехали, доедем до кузнеца, на обратном пути опять сюда заглянем.

Ганс Волинг обрадовался, когда увидел кавалера. А еще больше обрадовался, когда Максимилиан достал из мешка мятый шлем и протянул его кузнецу.

— Ишь ты, вот так да, вот так невидаль! — сразу обрадовался Волинг, вертя в руках великолепный шлем. — Даже у наших баронов такой красоты нету. — Он осматривал шлем со всех сторон и продолжал бормотать. — Ты погляди, какое железо хорошее, глянь, и его пробили, видать в лихом деле шлем побывал. Посидите господа, спешивайтесь и посидите в доме, я только погляжу на эту работу, велю коней ваших напоить.

Волков спешился, решил походить по двору, ногу размять. Дошел до ворот, встал, повертел головой, прислушиваясь к ощущениям в шее, но не очень рьяно, так, что бы кровь опять не пошла из раны. Потрогал отек на затылке рядом с ухом. Было больно, но не так, как вчера, кровь из раны не пошла. Он посмотрел на дорогу и увидал четырех всадников вдалеке.

Даже издали он понял, что это местный сеньор или какой-нибудь важный господин, что тут проездом. Конечно, это был не выезд барона фон Фезенклевера из десятка рыцарей. Но, тем не менее, четверо господ на хороших конях и в хорошей одежде быстро приближались к кузнице с запада.