Ника Ракитина - Мое королевство. Бастион [СИ]

— Спасибо, Даль Олегович! Я все для вас сделаю.

Он изогнул бровь.

— Ну, хорошо… Садитесь на диван и расстегните блузку.

Личико Зины залилось свекольным румянцем. Она зажмурилась, стремительно задышала и, откинувшись на лоснящиеся черные подушки, стала одну за другой расстегивать пуговички.

Вид простенького полотняного корсета почему-то вызвал в Дале отвращение. С другой стороны, Зина живет на одно жалованье, содержа к тому же больную мать и брата-гимназиста.

— Вы меня неправильно поняли. Не надо целиком раздеваться. Выпростайте плечо.

Секретарша послушалась. Комиссар сбрызнул ей руку духами и воткнул «искоростеньскую иглу».

Глаза и губы Зиночки распахнулись, но почти сразу она завалилась на бок, уложив руку под щеку и подтянув колени к подбородку. Даль благородно укрыл девушку пледом и, пока она спала, успел умыться, побриться и сменить рубашку на свежую.

В отличие от Гюльши, Зина очнулась не сразу. Крапивин успел спрятать «иглу» и привести блузку девушки в относительный порядок.

— Ой, сморило меня! Простите, Даль Олегович! И сон какой снился… неприятный.

— Ничего-ничего. Вы трудились сегодня, как пчелка. Можете и отдохнуть.

— Значит, вы не сердитесь? Ой, плечо-то как болит… И на блузке кровь!

Даль взял девушку под локоть:

— Всего-то капелька. Зацепились где-нибудь. Давайте, Зиночка. Я умираю с голоду.

Крапивин повез секретаршу в «Лунный камень», тот самый, у которого назначил встречу Игорьку. Несколько узких, как печные трубы, домов — наполовину каменных, наполовину деревянных, с облезающей яркой краской — стояли так близко к берегу Глинки, что едва не сползали в воду. Ресторанчик располагался в одном из полуподвалов и был оформлен под старинный грот: романтичный мрак, едва разбавляемый фонарями на столиках и в стенных нишах, сырые своды, неровный пол, привкус вина и гнили в воздухе. Но хорошая недорогая кухня и богема делали «Лунный камень» одним из наимоднейших мест в столице. Меценаты, импресарио, признанные и непризнанные гении, критики, кокотки, топтуны, поклонники — жизнь била ключом. И простому смертному с улицы просто указали бы на двери. Но Даль не был простым смертным, потому гостей почтительно препроводили к столику у возвышения, и расторопный половой немедля принял заказ.

Зина с восторгом оглядывалась по сторонам. Ее начальник был очень мил, заказал даме пирожных и вовсе засмущал девушку.

Между тем на край возвышения вышел юноша с копной вьющихся черных волос, в узких черных брюках со штрипками и блузе с отложным воротником. Он поднял скрипку к подбородку и извлек долгую, высокую ноту. Пока зал утихал, держась за уши, кто-то неприметный вынес на возвышение мягкий стул с похожей на лиру спинкой. И тут же гренадерским шагом к стулу проследовала дама в мехах и высокой прическе. Решительно поддернула черную полупрозрачную юбку с треном и взгромоздила на стул ногу в сетчатом чулке. Треснула пропоротая каблуком обивка. Дама обратила к залу набеленное и нарумяненное лицо.

— Жуть… — не воздержался от комментария Даль.

— Это же сама Аграфена Гарпиус! — выдохнула Зина.

На них зашикали. Аграфена продавила комиссара взглядом. Скрипач заиграл что-то соловьиное. И под него заунывным басом, словно вбивая гвозди в головы слушателям:

Извинившись, Даль оставил Зину внимать и, под сердитый шепот завсегдатаев, похожий на змеиный шип, вышел из ресторана.

Вернулся он, когда Аграфена, иссякнув, обходила зрителей с пахитоской в одной руке и надпитым бокалом в другой, ненадолго присаживаясь на колени к тем, кто совал ей за лиф купюру.

Звякали столовые приборы, бренчала пианола, и можно было разговаривать спокойно.

Комиссар накрыл рукою Зиночкину ладонь:

— Возьмите ключик.

— Золотой?

— От нумеров. Прямо над нами. Отвезете туда багаж и дождитесь меня. Если заметите подозрительное — телефонируйте.

— Хорошо, Даль Олегович.

Секретарша уткнулась носом в платочек. Крапивин приобнял ее за плечи:

— Что с вами, Зиночка?

Девушка всхлипнула:

— Они великие! И тут… я… Мне так стыдно!

Комиссар снисходительно потрепал девушку по щеке:

— Вы куда лучше, милая. Хотя бы потому что не пишете стихов. Впрочем, здешние пииты безопасны и местами забавны. Именно потому мы их не разогнали до сих пор.

Он махнул рукой, подзывая полового. Расплатился по счету и что-то прошептал парню на ухо. Тот подобострастно кивнул, пряча радужную ассигнацию в карман передника, и буквально через минуту явился с тощей книжицей, обрамленной виньетками. Через обложку наискось тянулась кривая чернильная надпись: «Зинаиде от Аграфены на добрую память».

— Не оригинально, зато от души, — хмыкнул Даль. — Это вам, Зина, чтобы скрасить ожидание. И не плачьте больше: вы же знаете, как я этого не люблю.

Маскировка была продумана до мелочей. Вплоть до платочка, уголком выглядывающего из-за обшлага жакета.

Широкая сборчатая юбка, прикрывающая рант высоких ботиночек, приталенный серый жакет, сумка на затяжной веревочке, глубокий капор и круглые очки — Алиса сошла бы за кого угодно: за курсистку, гувернантку, провинциальную учительницу, барышню из машбюро. Но только не за государыню.

Даль на локте нес за ней тяжелый плащ-пелерину. Подволакивал правую ногу, опирался на трость со скрытым клинком. И в неуклюжем пальто на ватине, с подкладными плечами; с острой бородкой и обжимающим нос пенсне казался еще более смешным и провинциальным, чем спутница, нахально копируя милейшего доктора Николая Васильевича.

Распогодилось. Но, избегая нежелательного внимания, комиссар приготовил для поездки до пансиона самое неприметное и ободранное из городских авто.

Крапивин ключом отпер заржавленную решетку в сырую арку, от стены до стены почти полностью занятую автомобилем. Бросил пелерину на сиденье. Помог государыне взойти на приступку и расположиться на фиолетовых подушках. Пристроил трость между сиденьями, стянул и уложил пальто. Похлопал по карману с револьвером. Запер заднюю решетку и отомкнул переднюю. Облачился в кожаную куртку. Обмотал кашне шею и подбородок. Сменил шляпу на кепи, опустил на глаза очки и стал похож на образцового шофера.

Поднял верх кузова, заслоняя пассажирку от чужих глаз. Завел двигатель, выехал из обшарпанной подворотни, затормозил и запер решетку за собой.

— С Богом.

И автомобиль влился в городское движение.