Сэмюэл Хэлпин - Очень странные Щеппы [litres]

Хэтти расплылась в улыбке при виде ярлычка Эразмуса:

– Стойкая форма; буйство вкуса в первые секунды, пенится сладостью, характерной лишь для пчёл, приправлен огнём звёзд, спрессован мудростью древней библиотеки, скручен хитростью змей и одиночеством изувеченной ласточки.

Хэтти со зловещёй улыбкой посмотрела на Поппи.

– Я так долго ждала шанса написать твою историю, мисс Слаб.

Она резко дунула в свою слуховую трубку, и последнее, что Поппи запомнила перед тем, как закрыть глаза, было летящее на неё облако синих блёсток.

Элиза и Бонхильда обернули тело Поппи в белую простыню и положили рядом с Эразмусом. Белая простыня была идеей Элизы: она всегда говорила, что для неё это вроде пустого холста, и так её ничто не отвлекает от красок жертвы.

Миссис Хэтти Гвинн ушла в соседнюю комнату готовить жёлтую ленту для своей громоздкой печатной машинки.

Бонхильда и Элиза высыпали содержимое рюкзака Поппи в одну из пустых выемок на круглом столе и с восторгом принялись перебирать вещицы Поппи.

– Слишком много батончиков мюсли, чтобы это было на пользу, – заметила Бонхильда.

– И яблоко, – добавила Элиза, взяв в руку фрукт.

Бонхильда покачала головой.

– Никакой нормальный ребёнок не положит себе в рюкзак яблоко. Мне это совсем не нравится.

– И камень, – заметила Элиза, указав на шишковатый булыжник, что они нашли среди вещей Поппи.

– Я в детстве собирала камни, – с ностальгией произнесла Бонхильда. – Помнишь? Мы взбирались по гальке, с одной стороны от нас были меловые скалы, с другой – Канал…

– Сестра! – ахнула Элиза, наведя дрожащий палец на тело Эразмуса.

Его рука вибрировала – явный признак, что он приходил в себя после глубокого сна без сновидений, навеянного синильным порошком.

– Ой, да не дергайся ты так! – хмыкнула Бонхильда и взяла вазу с порошком.

Она прошла вдоль стола и посыпала порошком на лица всех лежащих на столе детей, будто пекарь, разбрасывающий муку на рабочем столе.

Элиза облегчённо выдохнула и вернулась к изучению вещей Поппи.

– Контактные линзы, сестра! – воскликнула она, держа в руке упаковку, чтобы Бонхильде было лучше видно.

– А что с ними?

– Разве не ты мне недавно жаловалась, что твои контактные линзы страшно дорогие?

– Да, но их же мне делают на заказ, – отмахнулась Бонхильда. – У меня редкая форма глаз, для них нужны особые линзы. С другой стороны – не пропадать же добру.

Она убрала упаковку в карман и продолжила приготовления.

– Элиза, жаль, что ты не нашла ничего полезного для себя, – фыркнула она. – Например, пластиковый палец на свой обрубок.

Элиза бросила на Поппи беспокойный взгляд, рассеянно теребя напёрсток.

– Это её мать лишила меня пальца, – мрачно сказала она. – Помнишь?

– Разве можно забыть? Она всё вынюхивала вокруг, хотела вывести нас на чистую воду. Тогда мы почти её поймали. И она его откусила, да?

– Маленькая змея! – прошипела Элиза. – В тот день она лишила меня значительной доли моей магии! Вдобавок эта гадюка прикарманила мой гребень! Прятала его все эти годы! Я благодарю звёзды, что к тому моменту уже научилась вычёсывать краски пальцами. Но мои пальцы всегда уступали гребню, тем более после того, как эта маленькая свинка украла один из них! Я поклялась ей отомстить, и у нас получилось! Грузовик, полный мешков с бельём, несколько лет спустя – и от неё осталось только мокрое место. Обидно, что нам не удалось избавиться и от её муженька, а то вышло бы куда аккуратнее. Ненавижу незавершённые дела. Он ведь тоже был в том автомобиле, ты в курсе? Но на нём не осталось ни царапины.

Бонхильда с интересом вскинула брови.

– Что мне только не рассказывают мои покупатели, Бонни!

– А что с ней было после того, как она уехала из Пены? – спросила Бонхильда. – Я имею в виду перед тем, как мы нашли её и прикончили.

– Полагаю, ей пришлось очень быстро повзрослеть, – ответила Элиза. – Должно быть, думала, что чем скорее она станет взрослой, тем меньше будет шансов, что мы её найдём. Но мы всё равно нашли. А всё благодаря болтливому языку её мамаши.

– Она пришла к тебе в магазин, да? – вспомнила Бонхильда. – Сказала, что хочет сшить платье для дочери.

– О да, – улыбнулась Элиза. – Я продала ей рулон первоклассного зелёного загадочного шёлка. Как только её дочь надела сшитое из него платье, её судьба была предрешена. Этот загадочный шёлк – лучшая идея, что когда-либо приходила мне в голову. Он ни разу нас не подвёл. Всегда зовёт нас к себе, где бы он ни был.

– Мы готовы? – спросила Хэтти Гвинн, толкая перед собой небольшую тележку с печатной машинкой.

– Кажется, да, – взволнованно задышала Элиза.

– Гребень? – спросила Хэтти.

– Есть! – ответила Элиза, подняв в воздух костяной гребень, и поцеловала его.

– Ложка?

– На месте! – отозвалась Бонхильда, пытаясь повесить ложку на кончик своего носа.

– И раковина! – с гордостью улыбнулась Хэтти, похлопав по лежащей на тележке раковине. – Мы хорошо повеселились, теперь пора собрать остатки урожая из красок, вкуса и мыслей этой банды. Начнём. Элиза, музыку.

Элиза включила стоящее на полке радио и покрутила тумблер, пока не нашла любимую волну. Из динамика полился прерываемый помехами потусторонний голос, и Бонхильда, вскинув над головой руки, закружилась в танце.

– Обожаю эту песню! – восторженно прошипела Хэтти.

– Голос как у сирены, – согласилась Бонхильда.

Элиза схватила распылитель и покрыла волосы Митси едким раствором хлора, превратив их в тёмную безжизненную массу. Элиза поставила рядом с головой девочки ванночку с ацетоном и принесла из подвала рулон блестящего белого шёлка. Она использовала много странных способов окрашивания ткани и придания ей текстуры, но этот был её любимым.

Рулон шёлка был загружен в каток с вращающейся ручкой, чтобы ткань погружалась в ванночку и окрашивалась равномерно. Взяв гребень, Элиза провела его зубцами по волосам девочки и окунула их в ацетон. По поверхности жидкости поплыла лента яркого каштанового цвета, совсем как цвет волос Митси. Краска покружила в глубине ванночки, после чего всплыла на поверхность и замерла.

Элиза решила, что ей нравится оттенок, и она прокатала семь или восемь метров шёлка через ванночку.

Хэтти была занята Эразмусом. У её раковины был один серьёзный недостаток: она могла вытягивать мечты из детских голов, но после этого от них не было никакого толка. Поэтому она сконструировала свою печатную машинку.