Том Светерлич - Завтра вновь и вновь [litres]

Когда она заговорила, голос звучал приглушенно, и мы приняли его за слуховую галлюцинацию, но Элизабет сказала, там хватает места, чтобы ползти. Для некоторых дыра оказалась слишком узкой, они застряли и вернулись в автобус, но я была худой и сумела протиснуться, порезав грудь, живот и бедра об осколки стекла, когда пролезала через разбитое окно. Но как только я преодолела узкий участок, проход расширился. Всего трое сумели вылезти – первой была Элизабет, потом Стивен и я. Последней.

Я слышала крики других, когда мы их покинули. Они нас проклинали. Умоляли вернуться, остаться с ними. Камни были угольно-черные, с торчащей стальной арматурой, я оцарапалась до крови. Я ползла, как мне казалось, много часов, только чтобы продвинуться на пару дюймов. Я думала, что кто-нибудь из оставшихся может схватить меня за ноги и утянуть обратно, но никто ко мне не прикоснулся, а голоса в конце концов затихли. Мы ползли, как черви в земле.

Элизабет вела нас, выбирая путь. Несколько раз мы прерывались на сон. Мы нашли сгоревшую машину с разбитым ветровым стеклом. Стивен обнаружил в бардачке бутылку «Маунтин дью», и мы ее распили – ничего слаще я в жизни не пробовала. Мы поспали все вместе у машины, но Элизабет разбудила остальных и выбрала направление. В какой-то момент я ощутила, как поднимается температура, а камни стали гладкими. И почуяла резкую, удушающую вонь гари и копоти.

Я услышала крик Элизабет, в темноте он показался воплем ужаса, но я знала, что это крик радости. Я увидела дневной свет. Внизу, под горой, на месте города полыхало озеро огня, там были лишь поля огня и черные руины, пейзаж из пепла. Одиноко торчали скелеты небоскребов, а все остальное сровнялось с землей. Мы ничего не могли понять. Мы ползли вниз по склону горы, хватаясь за корни деревьев, чтобы не упасть. Мы спустились к реке и попили отравленную воду. Пожевали отравленный ил на берегу. И заснули, прижавшись друг к другу.

Мы прожили вот так три дня, но на четвертый пошел дождь, и мы подставили под него лица, жадно глотая воду. Дождь потушил пламя и намочил все вокруг. Из укрытий за водой вылезли другие выжившие, чудом спасшиеся в необрушившихся зданиях. Мы познакомились с человеком по имени Эзра, он привел нас к своему укрытию. Нужно только чуть-чуть подождать, скоро за нами придут, уверял он.

Над нами летали дроны, снимая выживших, так что про нас знают. Эзра жил в подвале дома. Там стояли автоматы со снеками и водой, а еще он брал воду в туалетах. Он дал нам поесть – пакетики с орешками и крекеры. Эзра рассказал о бомбе. Мы слушали радио. Я поняла, что все мои знакомые погибли. Все произошло так быстро и катастрофически, что я и сама умерла вместе с ними. Я почувствовала себя освободившейся из янтаря стрекозой. Я стала новым человеком.

Эзра подготовил наш уход из города, упаковав все, что мы сможем унести. Он посчитал, что четверо с поклажей имеют больше шансов выжить, но до этого не дошло. Мы услышали шум вертолетов. Люди в военной форме перевезли нас в больницу в Огайо. Нас поместили в разные палаты, но я узнала, что Стивен умер от радиационного заражения. Не знаю, выжила ли Элизабет. Я провела в больнице почти год и так болела, что считала каждый день последним, но выжила. Я выжила.

Когда мы прощаемся, уже светает. Она закрывает за мной дверь, я слышу щелчок и позвякивание цепочки. Утренний свет окрашивает дерево и алый ковер в коридоре. В мою одежду впитался запах ее квартиры – кофе, масляной краски, орхидей в горшке и почвы. Я считаю свой уход ошибкой, ведь я только что ее нашел, но Альбион сказала, что если мы не будем действовать решительно, то оба умрем.

– Но почему? Кто нас убьет? – спросил я. – Кто они, те люди, которые убили Болвана?

В три часа ночи она сварила вторую порцию кофе. Мы сидели на кушетке лицом друг к другу – так мы и провели всю ночь. Альбион потеребила мочку уха – нервный тик, когда она о чем-то размышляла.

– Пока ты меня не нашел, я не вполне понимала, кто они, но теперь уверена, – сказала она. – Брат Уэйверли, Грегор, и его сыновья Рори и Кормак. Рори был еще подростком, когда я его знала. Кормак постарше. Он был женат – помню, он любил показывать фотографии двух дочек. Братья обычно приходили в дом во время охотничьего сезона и задерживались на несколько недель, а брат Уэйверли оставался даже дольше. Было в нем что-то странное, даже не знаю, способен ли он вести самостоятельную жизнь. Иногда он на много часов впадал в оцепенение. Они были из Бирмингема в Алабаме.

– Тимоти упоминал Алабаму, – сказал я. – Во время нашей первой встречи он рассказал о том, как ехал по Алабаме и наткнулся посреди ночи на мертвых оленей. Несколько миль мертвых оленей. Он сказал, что был с женой.

– Если Тимоти привез ее в Алабаму, то она мертва, – сказала Альбион. – Он отвез ее на ферму своего дяди.

– Господи, – выдохнул я, хотя уже давно понял, что Тимоти убил жену, но образ фермы его дяди все равно выбил меня из колеи. Амбары и сараи, возможно, отрубленные головы и руки… Сколько всего можно спрятать в полях! – Линда Биллингсли. Жену Тимоти звали Линда Биллингсли. Ее тело нашли в Луизиане. Были и другие женщины. Вообще-то я хотел спросить тебя об одной девушке, с которой у Тимоти были отношения.

– Прости, Доминик. Я не могу тебе в этом – помочь.

– Мне поможет все, что ты знаешь. Все, что можешь рассказать. Понимаю, разговор о Тимоти непросто тебе дается, но думаю, он убил ту девушку, которую я разыскивал…

– Оставь ее, – говорит Альбион.

– Что?

– Оставь ее. Мертвые заслуживают покоя.

После ходьбы ноги налились тяжестью, между пальцами вздулись мокрые мозоли. Я беру в «Старбаксе» кофе и мюсли и сажусь у окна, глядя, как увеличивается поток машин и прохожих, начинаются часы пик. Начинка предлагает бесплатный латте, если я заполню опросник для клиентов, но я способен думать только об Альбион и семье Уэйверли и хочу исчезнуть. Мне нужно подумать. Я снова рисую все нити расследования, тянущиеся к Ханне Масси. Прогноз погоды каждый час предсказывает ясное и безоблачное небо. Альбион сказала, что мертвых нужно оставить в покое, и тогда я решил, что она имела в виду Ханну Масси, но теперь понимаю, что она говорила о себе. Заголовки новостей мелькают где-то на периферии зрения – напротив находится автозаправка, солнечный свет отражается от лобовых стекол и хрома и отвлекает.

Сначала я замечаю сообщение об ошибке.

Красная надпись и слабый сигнал: идентификация не удалась.

Работающее в фоновом режиме приложение по идентификации полицейских указывает на копа у заправки, но не может определить его имя. Я приближаю изображение сначала троекратно, потом увеличиваю в девять раз. На нем броня спецназа, но без шлема, у него лицо с тонкими, как у фарфоровой статуэтки, чертами, сальные приглаженные волосы. Двенадцатикратное увеличение, и я вижу тонкие губы, как у Тимоти, и маленькие глазки. Я сохраняю фото и номер значка, но приложение снова не может его идентифицировать и сообщает об ошибке.