Тим Пауэрс - Последний выдох [litres]

Они повернули налево на Беверли и вскоре припарковались на просторной платной стоянке близ Хоуп-стрит.

– Мы здесь заработаем куда больше семи долларов, которые придется заплатить за парковку, – уверенно сказал Раффл, когда они вышли из автомобиля, и он открыл багажник, чтобы достать свой плакат «БЕЗДОМНЫЙ ВЕТЕРАН ВЬЕТНАМСКОЙ ВОЙНЫ С СЫНОМ, ОСТАВШИМСЯ БЕЗ МАТЕРИ». Гул грузовиков на Голливуд-фривей, приглушенный высоким забором, стоявшим вдоль обочины на северном краю стоянки, походил на звук слабого редкого прибоя на подветренной стороне мола.

Минувшей ночью они спали в автомобиле, и Кути заметил, что Раффл через каждые несколько часов повторял свое «лечение». Он надеялся, что сегодня вечером они заедут на некоторое время в мотель – зрелище Театра Ахмансона, и Форума Марка Тейпера, и Павильона Дороти Чандлер, величественных, как королевские замки иностранных столиц, возвышавшихся по сторонам просторной, приподнятой, окруженной тенистыми деревьями площади за перекрестком Темпл и Хоуп, напомнило ему о том Лос-Анджелесе, в котором он еще недавно жил, и он тосковал по такой обыденной роскоши, как душ.

Кути хромал через автостоянку, держась за конец поясного ремня, служившего поводком Фреда. Собака дернулась к прогуливавшимся голубям, Кути попытался пробежаться вслед за нею, но больная нога подвернулась, и он грохнулся обоими коленями на асфальт. От боли мир перед его глазами на мгновение сделался из цветного черно-белым.

– Джеко, этак ты скоро разобьешься на куски, – посочувствовал Раффл, помогая мальчику подняться на ноги. – Дай-ка я возьму Фреда.

Кути не плакал, хотя боль в лодыжке ощущалась, как пронзительный звук скрипки, и он был уверен, что кровь из разбитых коленок течет по голеням под брюками.

– Ладно, – с трудом выдохнул он и, не глядя, протянул Раффлу ремень.

Как только Кути смог ровно дышать, он тут же заговорил, чтобы показать, что с ним все в порядке.

– Какую такую «работу» мы делаем «за еду»? – спросил он.

Люди, которые вчера днем и вечером давали им мятые однодолларовые купюры и горсточки нагретой в карманах мелочи, попросту платили всего лишь обычную городскую пошлину, а вот здесь, по его предположениям, можно было рассчитывать получить двадцатку или две, если он сможет выполнить какую-нибудь определенную задачу.

Они остановились у выхода на Темпл-стрит.

– Ну, – сказал Раффл, взглянув с прищуром на широкие, чистые улицы, – прежде всего нужно соображать. Фраза «Мне позарез нужно выкупить из заклада свои садовые инструменты» не годится, потому что у человека могут оказаться при себе эти самые инструменты. Основной принцип: «Дай мне сорок долларов сейчас, и уже через несколько часов у меня все наладится», понятно? При твоем участии это должно получаться довольно просто. «Мой мальчик болен, мне позарез нужно тридцать долларов, чтобы он мог отлежаться на кровати в мотеле, а больше мне ничего и не нужно». Ты еще кашляни вовремя разок-другой, и только монстр откажется помочь нам.

Светофор переключился, и они пересекли Темпл, Фред нетерпеливо подергивал поводок, зажатый в узловатом кулаке Раффла.

– Значит, на самом деле нам не придется делать никакой работы , – сказал Кути, порадовавшийся этому открытию.

– Работа, Джеко, состоит в том, что ты делаешь для того, чтобы хорошо провести время, – ответил Раффл, – и тебе придется понять, как достичь наибольшего результата с наименьшими усилиями. Еда, кров, выпивка, дурь. Есть ребята, которые ходят в тюрьму отдыхать и не имеют ничего против оранжевой робы, но это не для меня – все действующие ордера на мой арест выписаны на разные имена. Кстати, о твоей машинке для перемотки: в тюрьме кино начинают показывать в восемь, но уже в девять отправляют спать, так что конец фильма ты никогда не увидишь. Ты мог бы так жить, а? А если ты всего-навсего выкуришь сигарету – а одна сигарета, если хочешь знать, обойдется тебе в четыре, а то и в восемь штук из тех, что продаются в ларьке, например, кусков мыла или шоколадных батончиков, – а какой-нибудь стукачок, затихарившийся в вентиляционной трубе или где еще, заложит тебя, а потом объявление по трансляции: «Майо, доложись караулу и сдай сигарету». Ты получаешь замечание и должен четыре часа чистить сортиры или заниматься еще чем-нибудь в таком роде. Два или три устных замечания, и тебе делают запись в досье, и прощай, досрочное освобождение. Хорошая жизнь – по эту сторону.

Кути удивленно пожал плечами:

– Вы меня купили.

Они стояли на тротуаре перекрестка Хоуп-стрит, ждали, когда переключится светофор направления восток – запад, а рядом с ними несколько мужчин в костюмах и женщина в платье кофейного цвета трепались о том, кто сегодня может петь «Призрака оперы».

Когда Кути посмотрел направо, на северную сторону Темпл, слова «вы меня купили» продолжали звучать в голове.

Небо, и здания на холмах Эхо-парка, кусты вдоль Голливуд-фривей – все слилось в расплывчатый двумерный фон, на котором броско выделялось белое пятно – рекламный щит с черной надписью и мертвенно-бледной цветной фотографией.

Кути, несмотря на теплую фланелевую фуфайку, охватил леденящий холод. В ушах звенело, будто от взрывов приснившихся петард, и он спросил себя, сумеет ли он бежать и способны ли вообще его мышцы работать. Ему не пришло в голову, что рекламный щит может быть не один, – за этой промашкой виделась та же сбивающая с толку, схожая с кошмарным сном цепкость сверхъестественной погони.

Здесь, в трех кварталах к северу от первого рекламного щита, текст был на английском:

Кути резко повернул голову и взглянул на Раффла.

А тот внимательно прочитал объявление и теперь смотрел сверху вниз на Кути без всякого выражения на морщинистом смуглом лице.

В глазке светофора зажглась зеленая фигурка, и окружавшая Кути публика двинулась по переходу через Хоуп. Кути брел в хвосте, не отрывая взгляда от фигурки на светофоре и слыша за спиной шаги Раффла и позвякивание поводка Фреда.

– Тебе достанется восемь тысяч, – вполголоса сказал Раффл. – За вычетом нашей с Фредом доли.

– Будь он проклят, этот «Форд»… – беспомощно пробормотал Кути.

– А почему не «Кадиллак»? – отозвался Раффл. – Да что там, мы сможем обзавестись автодомом с двумя сортирами.

– Я… мне нельзя к ним, – сам того не желая, проговорил Кути. И тут же спросил себя: «Почему бы и нет? Не могу же я вечно жить в этом проклятом автомобиле» . А потом услышал собственные слова: