Грег Бир - Королева ангелов [litres]

– В случае совершившего преступление на сексуальной почве, например…

– Типичная коррекция совершивших преступление на почве секса заключается в уничтожении локусов доминирующего нежелательного шаблона сексуального поведения.

– С крайней осторожностью.

– Конечно, – сказал Мартин. – Доминирующие шаблоны поведения могут охватывать большие секторы основной структуры личности. Разделение их – тонкое искусство.

– И это искусство оставалось на примитивном уровне, пока вы не занялись этим в ИПИ.

Мартин скромно согласился.

– Коррекция, затрагивающая основы личности, была эффективна лишь в половине случаев, пока вы не сделали процедуры более точными. – Альбигони поднял на Мартина тусклые глаза и едва заметно улыбнулся. – Благодаря чему в последние пятнадцать лет произошли финальные изменения в преобразовании законов и общества.

– А из меня сделали козла отпущения, – сказал Мартин.

– Вы открыли динамит в области психологии, доктор Берк, – сказал Альбигони. – За последние шесть лет мое издательство выпустило более шестисот книг и семьдесят пять ЛитВизов на эту тему.

До этой минуты Мартин не понимал, что связывает их с Альбигони.

– Вы опубликовали несколько книг об ИПИ и обо мне… Верно?

– Да.

Мартин хмыкнул и приложил палец к губам.

– Не очень лестные книги.

– Их целью не было угодить вам.

Мартин прищурился.

– Вы согласны с их выводами?

– Господин Альбигони не обязан разделять точку зрения, отображенную в книгах или ЛитВизах, которые публикует, – сказал Ласкаль, каким-то образом ухитрившийся, не двигаясь, оказаться между ними.

– В то время я ее разделял, – признался Альбигони. – Ваша работа казалась опасно близкой к тому, чтобы лишить людей последнего клочка того, что не выставлено на всеобщее обозрение.

Мартин покраснел. Старое обвинение по-прежнему было обидным.

– Я исследовал новую территорию и описывал ее. Я ее не создавал. Не вините громоотвод в молнии.

– Если человек потянулся к облакам, можем ли мы ставить ему в вину удар шальной молнии? Но мы пустословим, доктор Берк. Я сейчас не пытаюсь с вами спорить. Мне нужны ваши способности, чтобы… помочь другу. Очистить свою душу от пожирающей ее ненависти. Помочь всем нам разобраться.

Мартин отвернулся, подавляя зарождающийся гнев.

– Все эти субшаблоны и личности лежат на фундаменте, который древнее разговорного языка, культуры и общества. Некоторые части этого фундамента старше человека. Айсберг замерзает задолго до того, как на его вершину выпадает снег.

– Поэтому, возможно, нам, чтобы найти источник отклонения, придется пойти в исследование дальше личностей, способностей и талантов?

– Изредка бывает и так, – сказал Мартин. – Большинство психических заболеваний у людей вызваны поверхностной травмой. Даже у людей с нейромедиаторными и другими расстройствами глубинные структуры мозга функционируют должным образом. Дефекты, как правило, проявляются в более новых с точки зрения эволюции областях структуры сознания. Менее совершенных, менее отлаженных. Однако некоторые унаследованные глубокие дефекты настолько малозаметны, что не влияют на возможность размножения, по крайней мере у нашего вида… Стандартные эволюционные процессы не устраняют их.

– Если отклонение Эмануэля где-то под поверхностью, вы можете найти его, изучить и исправить?

– Нет, вряд ли, – сказал Мартин. – Но, как я уже сказал, такие фундаментальные отклонения редки.

– Как и массовые убийства. Вы когда-нибудь ставили диагноз и занимались психокоррекцией тех, кто совершил массовые убийства?

– По сути, я никогда не занимался коррекцией, – сказал Мартин. – Я больше исследователь, чем врач. Я общался с психокорректорами, применявшими мои теории и некоторые из моих приемов к убийцам… Но никогда к виновникам массовых убийств. Насколько мне известно, за последние десять лет не было ни одного судебного решения, позволяющего виновнику массового убийства пройти коррекцию и выйти на свободу. – Вот он, закон и порядок Рафкинда. Нет покоя истинно нечестивым; не предложат им ни смерти, ни исцеления.

Альбигони снова обратился к планшету.

– Во второй вашей книге, «Пограничные точки разума», приведено множество цитат из разных источников для описания того, что вы называете «Страной Разума». Но вы утверждаете, что Страна у каждого из нас своя. Если они настолько отличаются, как мы можем признавать это местом?

– Прикасаясь к разуму на том уровне, где содержание и структуры у всех нас схожи. Истинно личные верхние слои разума недоступны напрямую, не сейчас во всяком случае. Более глубокие слои имеют различные характеристики, но можно понять их, если пропускать через собственные глубинные интерпретаторы. Именно это и происходит при триплексном исследовании при контролируемых условиях. Без сопрягающего компьютера наше состояние будет контролироваться в меньшей степени.

– Я все еще не понимаю, что подразумевается под Страной Разума.

– Это некая область, непрерывная и логически последовательная фантазия, выстроенная из врожденных энграмм, дословесных впечатлений и всего содержания нашей жизни. Это тот алфавит и основа, на которых полностью зиждутся наше мышление и язык, наш символизм. У каждой мысли, каждого личного действия есть отражение в этой области. Все наши мифы и религиозная атрибутика основаны на ее едином содержании. Все шаблоны и субшаблоны поведения, все личности, таланты и способности, все ментальные структуры имеют отражение в ее особенностях и обитателях или сами отражают их.

– Это действительно некая местность?

– Что-то вроде сельской местности, или города, или какой-то иной среды.

– Со зданиями и деревьями, людьми и животными?

– Своего рода. Да.

Альбигони нахмурился.

– Типы воспоминаний о зданиях и тому подобном?

– Не совсем. Между Страной и внешним миром могут быть аналогии, но восприятие внешних объектов проходит через ряд фильтров, выбранных разумом за их полезность для перевода в символы всеобъемлющего ментального языка. Большая часть этого языка фиксируется еще до того, как нам исполнится три года.

Альбигони кивнул, явно довольный. Ласкаль бесстрастно слушал.

– И, изучив Страну Эмануэля, вы сможете объяснить нам, что могло побудить его убить мою дочь и других.

– Надеюсь, – сказал Мартин. – Нет ничего определенного.

– Нет ничего определенного, кроме горя, – сказал Альбигони. – Пол, покажи доктору Берку наши материалы по Эмануэлю.

– Хорошо, сэр.

Мартин вышел следом за Ласкалем из кабинета в расположенную рядом небольшую медиастудию.

– Пожалуйста, садитесь, – сказал Ласкаль, указывая на мягкое кресло с откидной спинкой. Кресло окружали черные звуковые стержни, словно оно стояло в обрезанной сверху птичьей клетке. Два маленьких проектора на черной пластинке прямо перед креслом беззвучно повернулись, когда он сел, подбирая правильное положение для его глаз.