Грег Бир - Королева ангелов [litres]

Под успокаивающую музыку Элгара передавали идиллическую картину сегодняшнего заката; солнце опускалось к густым зарослям кактусов и тонуло в океане за Порт-о-Пренсом и равниной Кюль-де-Сак, в роще красного дерева сгущались сумерки, круизные суда отчаливали из порта Санто-Доминго, в воздушном порту Санто-Доминго медленно заходил на посадку гиперзвуковой корабль, возможно, тот самый, на котором она сюда прилетела.

Музыка зазвучала громче, когда появился последний вид, цитадель Ла-Ферьер Анри Кристофа, иронически названная в честь рабочей сумки кузнеца: огромная крепость, построенная для отражения нападений французов, полная годного лишь для кузнеца железного лома – древних пушек, которые никогда не стреляли.

Что там сказал изгнанник за две ночи до Рождества?.. Что Уильяму Рафкинду следовало убить себя серебряной пулей, как поступил Кристоф более двух столетий назад. Серебряной пулей стреляют из золотого пистолета, чтобы убить сверхъестественное существо.

Рафкинд убил себя ядом.

Поверх не знавшей штурмов крепости появилась камея диктора.

– Добрый вечер, медам и мсье. Полковник сэр Джон Ярдли, президент Эспаньолы, запланировал на это время свое обращение к стране. Президент выступает перед парламентом и государственным советом в Зале имени Колумба в Кап-Аитьене.

Мэри откинулась назад, сонная после сытного ужина. Она слышала, как на кухне тихо напевает на креольском Розель.

Появился крупный план полковника сэра Джона Ярдли: густая копна пепельных волос, вытянутое загорелое лицо, довольно морщинистое, но все еще с резкими чертами и красивое, полные губы сложены в самоуверенную полуулыбку. Он кивнул невидимому совету и членам парламента острова и сразу приступил к делу.

– Друзья мои, на этой неделе положение у нас не лучше, чем на прошлой. Резервы во внутренних банках и в зарубежных уменьшились. Нам отказано в кредитах в двенадцати странах, включая США и Бразилию, которые до сего времени были в числе наших сильнейших союзников. Мы продолжаем затягивать пояса, но, к счастью, Эспаньола процветала достаточно долго, и у нас осталось довольно резервов, чтобы мы не страдали. – Ярдли сохранил отчетливый британский акцент, смягченный за тридцать лет певучими интонациями островитян.

– Но что ждет нас в будущем? В прошлом наши дети блуждали по всему свету в поисках образования, а сегодня мы принимаем студентов, приезжающих сюда, чтобы получить образование. Наш остров стал взрослым, и сами мы достаточно зрелы, чтобы преодолевать трудности. Но как же быть с нашим гневом оттого, что нами снова пренебрегли? Эспаньола хорошо знакома с ветрами истории. На Земле нет места, столь же сильно пострадавшего от чужаков. Туземцев, некогда живших здесь как в раю, убивали не только европейцы, но и другие индейцы, карибы, которых, в свою очередь, истребили европейцы… А потом французы завезли сюда африканцев; их тоже убивали, и они восстали на своих хозяев и убили их, и тогда их убивали еще в большем количестве; а после чернокожие убивали друг друга, а мулаты убивали чернокожих и чернокожие убивали мулатов. Бойня продолжалась и в этом столетии, пока мы страдали от пародий на кодексы Наполеона и от законов, оправдывающих нищету, голод и власть некомпетентных.

Диктаторы, демократические правительства, снова диктаторы, снова правительства. У нас бывали гораздо худшие времена, чем эти, не так ли? И теперь мы снова изгои, хотя наши сыновья и дочери проливали кровь и погибали на их войнах, хотя мы угощаем их вином и едой и даем им убежище от их городов с их чрезмерной технократичностью…

Мэри прислушивалась к этой монотонной речи, гадая, откуда ощущение энергичности этого человека? Его речь, казалось, ни к чему не вела. Жан-Клод принес ей аперитив, от которого она вежливо отказалась, пояснив:

– Я и без того достаточно сонная.

К счастью, речь продлилась всего пятнадцать минут; никакого явного вывода не было, мысль полковника сэра уходила к банальностям об испорченности внешнего мира и продолжающемся притеснении Эспаньолы. Полковник сэр выпускал пар и держал фасон. Одна из мыслей была вполне ясна: полковник сэр и, следовательно, все жители Эспаньолы рассержены и возмущены все более явным подчеркиванием их положения изгоев.

Когда речь завершилась, по визио почти тут же возобновили показ мультфильма для плоских экранов, приключения человека с раскрашенным как череп лицом, в длинных брюках и черном фраке. Мэри признала Барона Субботу, G é g é Nago , проказника лоа смерти и кладбищ.

Барон Суббота прыгнул в реку, чтобы попасть в Подводный мир, sou dleau , в страну мертвых и богов старого Гаити. Полковник сэр использовал вуду в своих интересах – как и многие другие правители острова до него, – а затем постепенно превратил бесчисленных лоа в героев комиксов и мультфильмов, лишая веру воздействия на молодежь. В Подводном мире барон Суббота общался с Эрзули, прекрасной лоа любви, и с Дамбаллой, радужно окрашенным змеем.

Мэри выключила экран, ушла в спальню и обнаружила на прикроватной тумбочке томик речей и сочинений полковника сэра. Присев на край кровати, она пролистала книгу, достала планшет и загрузила другое исследование, пытаясь справиться с сонливостью. На карте на ее планшете залив Гонаве казался отвалившийся челюстью, вознамерившейся проглотить остров Гонаве и все, что случайно подвернется.

По прошествии часа, отданного чтению и ожиданию, она отправилась на кухню и нашла там Розель, спокойно сидящую за вязанием. Розель подняла глаза и посмотрела тепло и приветливо.

– Да, мадемуазель?

– Рейс моих спутников уже должен был прибыть.

– Жан-Клод справлялся о них несколько минут назад. Он сказал, что авиарейсы задерживаются.

– Он сказал почему?

– Такое часто бывает, мадемуазель. Если наша гражданская армия проводит вечером учения в одном из аэропортов, все должны использовать другой аэропорт и рейсы задерживаются. Но он не сказал почему. Еще что-нибудь?

Мэри покачала головой, и Розель вернулась к вязанию.

В спальне, лежа под прозрачным балдахином, она была слишком инородной, чтобы чувствовать себя инородной. Она посмотрела на свои руки, больше похожие на руки манекена, чем на природно черные руки Розель. Ладони Мэри были черными, гладкими и шелковистыми; жесткие, как кожа, но при этом эластичные и гибкие, становящиеся по ее команде сверхчувствительными; отличный продукт самой современной биотехнологии. Так почему ей неловко носить здесь эту кожу? Ни Жан-Клод, ни Розель, казалось, не воспринимали ее как издевку; но их вежливость была профессиональной – не догадаться, что они думают на самом деле.

Жители Эспаньолы заслужили свой черный цвет своей кожи, заплатив столетиями страданий. Потери Мэри – друзья, семья и большие куски прошлого – были пустячными жертвами. Она снова взяла книгу полковника сэра и принялась за длинную статью по истории Гаити и бывшей Доминиканской Республики.