Ольга Ярошинская - Крылья колдуна

На обратном пути пошел дождь. Сначала по капоту забарабанили крупные капли, разбиваясь маленькими фонтанчиками, потом полились ровные струи холодной воды, словно кто-то на небе включил душ, а затем из тучи, зацепившейся сизым брюхом за развалины на холме, посыпалась рыба.

— Карасики, — прокомментировал Ланс, подняв рыбешку с колен. Та забила хвостом, вырвалась и юркнула куда-то под педаль скоростей. — Поделишься курткой?

Тиль вжикнула молнией, протянула куртку, выданную ей в пансионе.

Ланс помял ее в руке, поморщился, но все же взмахнул ею над головой, посылая потоки искристой энергии из кончиков пальцев. Куртка зацепилась рукавами за лобовое стекло, расправилась тентом над головами, растянувшись до скрипа. На истончившуюся ткань тут же упали несколько рыбешек, и импровизированная крыша провисла.

— Лучше всего натуральная кожа, — пояснил Ланс Матильде. — А это дешевый заменитель. Ты не против, если я поверну к Ульриху? Как-то не хочется мне возвращаться сегодня в пансион. Надо все обдумать и собраться с силами.

Тиль согласно кивнула, и Ланс свернул к холму.

В домике Ульриха горел свет, а из трубы валил дым. Протаранив хлипкий забор, Ланс подъехал к самому крыльцу. Дверь распахнулась, и огромный силуэт тролля появился на пороге, заслонив свет.

— У! — воскликнул он, протягивая ручищу Тиль и помогая ей выйти из машины. — У! — повторил он, дав пять Лансу.

Куртка, не выдержавшая тяжести улова, опала.

— Уууу, — восхищенно добавил тролль, глядя на машину, полную карасей.

— Это тебе, — подтвердил его надежды Ланс, обходя массивную фигуру Ульриха. — Приятного аппетита. Знаешь, Матильда, а ведь для Ульриха Либеморт — просто земля обетованная!

Тиль уже хозяйничала на крохотной кухоньке: поставила старомодный чайник на плиту, сняла с крючков три чашки. Мокрые волосы свисали сосульками вдоль ее лица, но внимание Ланса больше привлекла просвечивающаяся насквозь мокрая рубашка.

— Да и мне здесь нравится, — заявил он, пригибая голову под низким абажуром и усаживаясь на табуретку. — Мягкий климат, хорошая компания, приключения. Что еще надо?

Чайник закипел от прикосновения пальцев Тиль за считанные секунды, и она разлила кипяток по чашкам, положив в них чайные пакетики. Поставив чашку перед Лансом, Тиль села на другую табуретку. Колдун брезгливо понюхал напиток, помешал его ложечкой, и в воздухе разлились ароматы меда и малины. Он переставил чашку Матильде и, подвинув себе другую, проделал то же самое.

— Спасибо, — поблагодарила Тиль.

— Может, лимончика? — предложил Ланс. — Корицы? Имбиря?

— Ты снова спас меня.

— Если бы не я, тебя бы здесь не было, — отмахнулся он. — Кстати, давно хотел спросить, на какие дела тебя обычно направляют?

— Как правило, снять последствия колдовства, — сказала Тиль, отпив глоток чая. — Я целитель, помнишь? Тут что, алкоголь?

— Совсем немного, — невинно улыбнулся Ланс, но глаза его сверкнули. — Чтобы согреться. Выходит, ты умеешь снимать чары?

— Возвращать все в исходное состояние, — сказала Тиль. — В задуманное мирозданием.

— Почему же ты не отрастишь себе крылья снова? — спросил Ланс.

Чашка в руках Тиль дернулась, и чай пролился на клеенку в яркие подсолнухи.

— Я постелю тебе на диване, — сказала она, поднимаясь.

— Прости, если вопрос получился бестактным, — покаянно попросил Ланс.

— Бестактным? — возмутилась Тиль, повернувшись в дверном проеме. — И ты говоришь это только сейчас? Бестактность — твое второе имя!

Ланс завел руки за голову, окинул Тиль наглым взглядом с головы до ног.

— А твое — соблазн. В конкурсе мокрых рубашек я бы голосовал за тебя и предпочел бы и дальше исподтишка пялиться на твои заманчивые округлости, но, исключительно из внутреннего благородства, сделаю так, — он щелкнул пальцами, и по телу Тиль пронесся горячий сухой вихрь.

— Как любезно с твоей стороны, — фыркнула она, приглаживая за уши высушенные встопорщившиеся прядки.

— Любезный и бестактный — я личность, полная контрастов, — сказал Ланс, поднимаясь и следуя за Тиль. — А где этот обещанный диван? Он не слишком жесткий? Может, поспим вместе?

— Ты сто лет лежал в железном гробу, тебе не привыкать, — отрезала Тиль. — К тому же ты можешь сделать койко-место даже из куртки, так что как-нибудь устроишься.

Она остановилась посреди гостиной, вдоль двух окон которой стояли одинаковые диваны, а в углу — покосившийся узкий шкаф, подпертый аккордеоном.

— Выходит, мы все же будем спать вместе, — расцвел улыбкой Ланс.

— Комнаты всего две, а Ульрих храпит как паровоз, к тому же сейчас от него наверняка несет рыбой, — пояснила Тиль. — Но спать мы будем по отдельности.

Ланс сел на край продавленного дивана, скрипнувшего под ним всеми пружинами, состроил жалобное лицо, но Тиль сунула ему в руки стопку белья, найденного в шкафу, а сама направилась к входной двери.

— Ульрих! Не ешь сырую рыбу, сколько раз тебе говорила! — воскликнула она, открыв дверь. — Это вредно!

В ответ послышалось виноватое «у», ворчание и хруст хрящей.

— Мы переночуем здесь, а в пансион вернемся утром. Устроимся в гостиной, спальня твоя, — добавила Тиль троллю.

Ланс тем временем встал, положил белье на подлокотник, критически посмотрел на старую обивку диванов, цвет которой давно стерся до невнятного серо-зеленого, и взмахнул руками, как дирижер.

— Ох, — только и сказала Тиль, когда закрыла входную дверь, обернулась и посмотрела в комнату, которую теперь почти полностью занимали две кровати, едва не соприкасающиеся краями.

— Прошу, — колдун похлопал рукой по алому шелковому белью.

Тиль присела на другую кровать, застеленную белым, выжидающе посмотрела на Ланса, который так и продолжал на нее пялиться.

— Отвернись!

— Ах да, — спохватился он, закрыл глаза одной рукой, слегка расставив пальцы.

Вздохнув, Тиль сжала правую руку в кулак, и комната погрузилась в мрак.

— Так нечестно! — возмутился Ланс. — К тому же я боюсь темноты! Включи свет!

Когда он нащупал выключатель и щелкнул им, Тиль уже лежала в кровати, свернувшись калачиком под белым одеялом. Светлые волосы разметались по подушке, а синие глаза смотрели на Ланса настороженно.

— Знаешь, Матильда, — сказал он, расстегивая рубашку. — Может, то, что мироздание трещит по швам от выброса магии — не случайно. Возможно, маги — это нечто, противоречащее самой сути мира.

— Об этом ты тоже в гробу думал?

— Нет, это я сейчас решил, когда посмотрел на тебя, такую милую и невинную даже после нескольких сотен лет не самой легкой жизни, — пояснил он, снимая рубашку. Посмотрев по сторонам, повесил ее на угол шкафа. — Первый маг родился от союза анаэта и человека. И, возможно, тот ребенок был плодом насилия. Зачем воплощению красоты и гармонии опускаться до низменного человека? В этом есть нечто неправильное.