Брайан Эвенсон - Последние дни. Павшие кони [сборник litres]

– Но приказ есть приказ, – объяснил Рамси.

Гус промолчал.

– Я бы предпочел не умирать, – сказал Кляйн.

– Да уж, – сказал Рамси отвлеченно. – Но все мы рано или поздно умираем.

Гус по-прежнему сидел сзади, по-прежнему начеку. «Время на исходе», – думал Кляйн. Придется рвануться, несмотря на пистолет, и резко крутануть руль, заодно попытаться надавить ногой на газ. Сколько еще у него времени?

– Почти на месте, – сказал Рамси. – Мистер Кляйн, меня переполняет сожаление.

– Тогда отпустите меня, – сказал Кляйн.

– Ах, если бы мы только могли. Но, увы, мы не можем.

– Говори за себя, Рамси, – сказал Гус.

– Прошу прощения? – переспросил Рамси. Его глаза метнулись к зеркалу заднего вида, он спал с лица. – Ты не посмеешь.

Кляйн полуобернулся и обнаружил, что теперь оружие нацелено не на него, а на Рамси.

– Мне бы не хотелось, – сказал Гус. – Тормози.

Рамси на миг снял ногу с педали, но тут же вернул ее обратно:

– Что все это значит, Гус?

Тот резко стукнул его по плечу рукояткой:

– Тормози, Рамси.

В этот раз Рамси подчинился, позволил машине замедлиться до остановки, а потом по приказу Гуса передал ему ключи.

– Не могу сказать, что меня не ранит твой поступок, Гус, – сказал Рамси. – После всего, что мы пережили вместе.

– Меня это ранит еще больше, Рамси. Теперь, полагаю, мы все можем выйти. Я первый, потом мистер Кляйн, потом наконец ты, дорогой Рамси.

Машина слегка покачнулась, когда Гус выбрался наружу, оставив дверь открытой.

– Теперь вы, Кляйн, – сказал он, и Кляйн открыл свою дверь и последовал за ним. – Встаньте перед машиной. На свету. Положите руку на капот и ждите.

Кляйн кивнул и сделал, как приказано, поглядывая на Рамси, который сидел молча, побледнев и поджав губы. Капот под ладонью оказался теплым.

– Теперь ты, Рамси, – сказал Гус. – Прямо рядом с другом Кляйном.

– Ты планируешь меня убить?

– Зачем мне тебя убивать? У меня нет ни малейшего желания тебя убивать. Но да, если ты сейчас же не выйдешь, я буду вынужден тебя убить.

– Ты меня все равно убьешь, – сказал Рамси.

Гус вздохнул:

– Рамси, неужели ты меня не знаешь?

– Оказывается, я совсем тебя не знаю.

Гус нетерпеливо мотнул пистолетом:

– Рамси. Прошу.

Тот вздохнул и выбрался наружу.

– Отвернись и подними руки, – сказал Гус и, когда Рамси подчинился, быстро шагнул вперед и ударил его рукояткой пистолета.

Рамси тут же свалился на землю. Гус ткнул его ногой, потом вернулся к машине:

– Вести придется вам. Залезайте.

Кляйн залез, и Гус устроился рядом, вдруг стало понятно, насколько он устал и изможден.

– Справитесь? – спросил он.

– Справлюсь, – ответил Кляйн. Повернул ключ, потом неуклюже сдвинул рычаг, медленно покатил вперед.

– Постарайтесь не задеть Рамси, – сказал Гус.

– Ладно, – сказал Кляйн и повернул руль сильнее.

Гус показал направление, и Кляйн неловко развернул машину, чуть не въехав в кювет. Выправил ее, позволил себе набрать скорость.

Около часа они ехали молча – Кляйн время от времени бросал взгляд на Гуса, который едва двигался.

– Что все это значит, Гус? – наконец спросил Кляйн.

– Прошу, – сказал Гус. – Зовите меня Павел.

«Насколько еще более странной, – думал Кляйн, – может стать моя жизнь?» А потом задавил мысль в зачатке и постарался не обращать на нее внимания, боясь ответа.

Они остановились для заправки, и Кляйн даже подумывал сбежать, но Гус все время оставался рядом, пряча пистолет в кармане куртки, пока Кляйн заливал бензобак, а потом расплачивался внутри деньгами Гуса. Он все еще был в халате, но теперь грязном и окровавленном. Продавец, приняв оплату, с опаской на них поглядывал. Не успели они выйти за дверь, как он не смог удержаться и потянулся к телефону.

– Твою ж мать, – сказал Гус, закатив глаза, и, обернувшись на ходу, застрелил человека за прилавком.

– Мог хотя бы сделать это незаметно, – бормотал Гус по пути обратно. – Мог хотя бы подождать, пока мы сядем в машину.

– Ты его убил? – спросил Кляйн.

– Наверное.

– А если он всего лишь хотел позвонить девушке? – спросил Кляйн, когда они сели и стронулись с места.

Гус взглянул на него с отвращением:

– Вот зачем вы говорите мне об этом? Хотите, чтобы мне стало совестно?

– Прости, – ответил Кляйн с удивлением.

– Что сделано, то сделано.

– И что конкретно сделано, Гус? – спросил Кляйн.

– Павел, – ответил тот рассеянно. – Зовите меня Павел.

Какое-то время они ехали молча.

– Как ты связался с Павлами? – спросил наконец Кляйн.

– Как обычно связываются.

Кляйн промолчал.

– Я был однушкой, – сказал Гус. – Я отрезал правильную руку, вступил в братство. Потом со мной установили контакт. То, что говорил Павел, показалось мне правильным. Задело что-то в душе.

– Но ты же больше не однушка, – заметил Кляйн.

– Нет. Им был нужен кто-то внутри. Через какое-то время стало очевидно, что мне придется пойти на дополнительные ампутации, иначе я попаду под подозрение. – Он повернулся к Кляйну. – Я все еще Павел. Даже еще больше.

Гус велел съехать с шоссе в маленький городишко, подсказывая, где поворачивать.

– Конечно, я оказал им немало бесценных услуг, – сказал Гус.

– Вот как?

Гус ничего не сказал, они продолжали ехать. Через какое-то время округа показалась Кляйну смутно знакомой. Вскоре Гус попросил остановиться под фонарем, и они вышли, прошли полквартала до вестибюля убежища Павла. Швейцар поднял в приветствии изувеченную руку.

– Рад встрече, Павел, – сказал Гус.

– Рад встрече, Павел, – ответил Павел. – Здравствуй, друг Кляйн.

– Привет, – сказал Кляйн.

– Приехал для отчета, – сказал Гус.

– Конечно, – ответил Павел. Извинился, зашел за стойку, поднял телефонную трубку, что-то сказал. Спустя миг уже вернулся, отпер тяжелую дверь в конце вестибюля.

– Павел вас ожидает, – сказал он, распахивая дверь. – Заходите.

Главного Павла они встретили в комнате, очень похожей на ту, где выздоравливал Кляйн, только койку заменяла какая-то викторианская тахта, а по углам стояли дополнительные кресла с подголовниками – типичная комната, куда удалились бы после ужина джентльмены девятнадцатого века, чтобы выкурить по сигаре. Когда они вошли, Павел сидел за пианино, играл стилизованную версию песни, которую Кляйн узнал, но не вспомнил названия. Павел следил за ним, продолжая играть. Кляйн сел в одно из мягких кресел и прислушался. И вдруг понял, что это «Эй, красотка» Хэнка Уильямса, переработанная в духе немецкого кабаре.

Когда Павел закончил, Гус похлопал ладонью по бедру, аплодируя. «Как звучит хлопок одной ладонью?» – не мог не подумать Кляйн. Павел встал и чуть поклонился, потом подошел и довольно жеманно растянулся на тахте.