Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

— И вы предлагаете мне…

— Поучаствовать в охоте. Если повезет, то даже охотником, — он вытер пальцы еще одним платком. Интересно, сколько их хранится в ящике стола. И что вообще там хранится.

— Вы ведь осознаете, что он от вас не отступится? Вы бросили ему вызов. Вы задержали его Ученика… возможно, любимого, но точно не единственного…

— Почему вы… так думаете?

От вопроса удержаться не вышло.

А Нольгри Ингварссон с мерзковатой довольной улыбкой подвинул к Катарине папку. Обычную серую папку на завязках.

— Прелюбопытно, — некромант ткнул в переносицу пальцем и палец этот понюхал. — Белила цинковые… свежие…

Голова стояла на подносе.

Из кабинета своего Себастьян ее самолично вынес, спустил в подвал, коий был отведен в управлении специально для работы с биологическою материей, однако вследствие отсутствия оной материи, равно как и работы с нею, пришел в полнейшее запустение.

Штатная пентаграмма затерлась, хоть и нарисована была отменнейшей алой краской…

…в прошлую заявку на канцелярские и прочие товары некромант, кажется, писал что-то такое про краску, которая, как выяснилось, стоил по три злотня за махонькое ведерко…

— Что любопытно?

— Все любопытно, — Йошер Киннахи, урожденный хеббер, чьи предки покинули благословенные родные берега после завоевания оных, в королевстве Познаньском прижился, обжился и, если и вспоминал о корнях, то исключительно тогда, когда сие было выгодно. — Давненько я с головами не работал…

— А вы…

— Сомневаетесь в моей квалификации?

Он был буен.

И гневлив.

И не стеснялся в гневе высказываться резко, пожалуй, что чересчур резко, в сих высказываниях не жалея никого, будь то собственное начальство, познаньское далекое аль вовсе особы королевское крови…

— А есть причина? — Себастьян платочком смахнул пыль с массивного стол, на котором, укрытые старыми простынями, громоздились подносы с лабораторною посудой. Где-то там наличествовали, ежель верить описи, сто тридцать четыре пробирки с плоским дном, двенадцать — с округлым, полдюжины подставок под оные пробирки. Колбы разной вместительности. Штативы. Спиртовки… спирт технический. А еще были травы. Жир висельников…

Кости неупокоенных.

Крылы нетопыриные числом две дюжины.

Себастьян головой помотал. Нет уж, пора с этими описями заканчивать. И с отчетами. И вообще, этак он через годик-другой превратится в этакую помесь бухгалтера с законником…

— Причина… причина есть всегда… — задумчиво произнес некромант.

Он озирался, будто бы только сейчас заметив, во что превратились его владения. И нос поскреб.

— М-да…

— А то… — поддержания беседы ради произнес Себастьян.

…зазря он краску не завизировал. Небось, пока пентаграмму не подновишь, работы не будет…

— Здесь раньше спокойно было. Ну да, пырнут кого по пьяному делу… или вот замерзнут… опять же по пьяному делу, — Йошер передернул плечами.

Сам он, высокий и нескладный, удивительно худой, донельзя походил на богомола. И облачение его — а к одежде Йошер был премного равнодушен — лишь подчеркивало это сходство. Он рядился в желтоватые рубахи, слишком просторные для тощего его тела, но с рукавами короткими. Впрочем, у пиджачков рукава были еще короче, и потому из них торчали замызганные манжеты, а из манжет уже, словно ветки из вазы — тощие запястья Йошера. Длиннющую шею он оборачивал цветастым платком, который завязывал не под горлом, но сбоку, и хвостики платка торчали из-под ворота. Вечно мятые штаны держались на подвязках. И лишь ботинки Йошера, тоже неновые, не разваливавшиеся, единственно, чудом, всегда блестели.

— Еще в позапрошлом году девка утопилась. От несчастной любви… — он замолчал и сунул в рот бледный палец.

Лечить бы его.

Да сам не согласится, а силой попробуй-ка заставь… чтоб его… некроманта штатного. Нет, внешность — дело, можно сказать, личное, хотя, конечно, светлый образ управления полицейского в глазах общественных марает, но… а вот пристрастие к опиуму — совсем иное дело.

На опиум и уходила вся, к слову, немалая — Себастьян ведомости подписывал — зарплата некроманта. А еще и доходы от частной практики его.

— И пару годков тому банда куролесила, но это с Земель выходцы, дикие и безголовые. Их скоренько взяли… а вот чтобы голова, — Йошер нежно погладил живописца по лысинке.

После поднял голову за уши. Повернул влево.

Вправо.

Наклонился, вдохнувши запах. Узкий хрящеватый нос Йошера дернулся. И уши дернулись. А на лице застыло выражение мечтательное, будто нюхал некромант не мертвую голову, но розовый куст.

— Хорошо…

— Что хорошо? — ничего хорошего в нынешней ситуации Себастьян не видел.

— Хорошо, что не моя… — Йошер вернул голову на поднос и вытер руки.

О пиджак.

— Кстати, если вас интересует мое мнение, то резали еще при жизни. И инструмент хорош. Специалист работал.

Себастьян кивнул.

Это он и сам понял. Человеку неопытному повозиться пришлось бы изрядно, это лишь кажется, будто шея тонка, но там же ж и хрящи, и мышцы, и позвоночник.

— Взяли аккурат под вторым шейным. И чистенько так… сначала подрезали, а потом перекусили, инструмент сменивши… — некромант голову перевернул. — Вот… тут поддето… подозреваю, что до определенного момента он был жив.

А вот это уже неприятно.

Одно дело мертвеца обезглавить. Тоже приятного мало в глумлении над трупом, но чтобы живого…

— Эманации, — ответил некромант на невысказанный вопрос. — Смерть мученическая пахнет по-особому, а помучиться ему пришлось. Страх… даже ужас… боль… он знал, что его ждет. И неотвратимость смерти была частью приговора.

Он облизал бледные обескровленные губы и уточнил.

— Я вам неприятен?

— Руку и сердце я бы предлагать не стал, — Себастьян вытащил платок, щедро политый анисовым маслом. Надо полагать, к вечеру этим самым ароматом аниса, который теперь уже не казался спасительным, пропитается и костюм, и белье, и сам Себастьян.

Ничего, от анису, поди, легче, чем от супруги избавится.

— Многие считают нас воронами, этакими тварями, которым чужда жалость… да и прочие чувства чужды.

Йошер потрогал мизинчиком желтоватую косточку.

И мизинчик лизнул.

Себастьяна аж передернуло. Нет, кажется, он несколько поспешил, решивши, будто Йошер ныне почти нормален. Или не ныне, а в принципе?

Как ему вообще ежегодный допуск подписывают-то?