Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

— Старыми обидами жить нельзя. Да и замирится сразу не выйдет. Мой батюшка Хольм ненавидел люто… его прабабка сгинула, когда там, — она на стену кивнула, на дюжину пожелтевших снимков. — Знать под нож пустили… всех пустили, одаренных и таких, молодых и старых. Совсем еще детей, которые себя не помнили, по приютам, та же смерть, но не быстрая… вот… и война потом… прадед воевал… на Проклятых землях, которые землями тогда обыкновенными были. Дед мой рос, зная, что долг его — границу держать. И что Хольм суть враг, иначе все было, Себастьянушка… про торговлю даже малую и думать не смели. И всяк, кто с той стороны шел, врагом становился, беглец ли, перебежчик. Отцу он иной судьбы желал, но не вышло… он у меня тоже Хольм недолюбливал… по молодости случалось ходить на ту сторону. Они к нам. Мы к ним… потом-то полегчало… он и сам стал задумываться, особенно, когда матушку мою встретил… оно ему карьеры стоило, да не жалел, нет… — она уставилась на снимки немигающим взглядом, и Себастьян понял, что лишний здесь.

Он тихонько поднялся, и кресло, не иначе как преисполнившись уважения к старухе, не издало ни звука. Паркет молчал.

Тихо было и наверху.

Стыло.

Пустая кровать не вызывала желания вернуться в нее. Простыни холодные, скользкие, небось, что жабья шкура. И вправду, может, жениться? Или грелку купить? Кирпичи зачарованные, сказывают, очень хороши… а еще полотенчиком обернуть для мягкости?

Он все же лег, сложил руки на груди.

Закрыл глаза.

И мысленно вернулся в таверну…

— …без их помощи вы, конечно, рано или поздно возьмете ублюдка, — мягко говорил Лев Севастьяныч, и в пальчиках вертел колосок из вазы вытащенный. — Но подумайте, скольких он убьет? Совместное расследование необходимо…

— Кому?

— Всем нам. От вас, в конце концов, не потребуют многого… выполняйте свою работу.

— И только? — Себастьян ему не поверил.

Свою работу он и так собирался выполнять, и обхаживать его нужды не было.

— Не только… заодно присмотритесь…

— К чему?

— Ко всему, — Лев Севастьяныч колоском по столу провел. — Города… люди… что делают, как живут…

— А то вы не знаете.

— Знаем. Но свежий взгляд многое дает… настроения, опять же… отношение к вам…

Колосок лег перед Себастьяном.

— И что не так с отношением ко мне?

Почему-то перспектива заглянуть по ту сторону границы радости не доставляла. Вот никакой. Себастьян хвостом чуял, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.

— Вы князь. Это первое… в Хольме, если не знаете, — это прозвучало издевкой, — старательно избавлялись от князей. Вы метаморф. Это второе… нелюдей в Хольме любят еще меньше, чем аристократов.

— Прелестно…

— Вы идеальный раздражающий элемент…

…петух все-таки заголосил, хотя до рассвета оставалось еще прилично. Хватит, чтобы приготовиться ко встрече.

Катарина с трудом заставила взглянуть себя в зеркало. Нет, не то, чтобы она так уж сильно переживала… или все-таки переживала?

В конце концов, она ведь женщина.

Не уродина, но и далеко не красавица. Вчерашние ухищрения не помогли. Лицо после сна было опухшим, красноватым, волосы торчали дыбом. Катарина кое-как расчесалась — кудельки получились жесткими и ломкими, будто не из волос, но из бумаги сделанными. Гребень в них застревал, а стоило дернуть, так и выходил со скрипом, выдирая из головы целые пряди.

…Катарина всегда была упряма.

…и тетка повторяла, что упорство и упрямство — разные вещи, что ей бы…

…пойти учиться на повариху вот. Поварих везде уважают, а в следственном отделе одни мужики, которые уважают других мужиков и отнюдь не за ум…

Блуза белая.

Пуговки махонькие числом семь. Тонкая полоска кружева…

…одежду тоже доставили. И смешно… ей даже на награждение одеть было нечего, кроме формы… и сейчас вроде бы тоже форма… серый жакет. Узкая серая юбка. И все-таки блуза с кружевами.

И пуговками.

Махонькими.

Шляпка-ведерко с лентами.

Сумочка на круглых ручках. Небось, такой и у соседки-торговки не найдется. Только несерьезно все это… сумочка-блузка-кружавчики с пуговками.

Дело есть.

И с этим делом надо разобраться как можно быстрей, а не думать о всяких… князьях.

Катарина спускалась быстро, почти бегом, и каблучки новых туфель — надо же, с размером угадали, Хелег подсказал? — звонко цокали по ступенькам. Колотилось сердце. А сумочка норовила выскользнуть.

Кто?

Харольд? Спокойный. Рассудительный в том, что не касалось Катарины, которая самим своим существованием действовала на нервы. Запутавшийся в связи с секретаршей. Он не способен ее бросить, это понятно, иначе бросил бы… раньше, быть может, она и была красива, но давно… нет, тот, другой, не позволил бы себя шантажировать…

…не так… она думает, но неправильно.

Как дядя Петер учил?

Поставить себя на его место. Понять, что ему нужно…

…что ему нужно? Хороший вопрос. Очень хороший. И ответа на него у Катарины нет. Зачем это все? Кричковец убивал, здесь нет сомнений. А тот другой? Который слал письма… а ведь графологическую экспертизу не провели. Катарина писала заявку, но Харольд от нее отмахнулся, сказал, что некогда ему глупостями…

…не глупость.

…почему тогда отказ? Не потому ли, что экспертиза показала бы несовпадение почерка? Сходство имелось, да… на первый взгляд… взгляд бы обмануло, но никак не эксперта…

…Баранчиков… тихий, слабый, безвольный даже…

…ни на что не способный…

…опасный человек, потому что теперь вся его неспособность кажется лишь маской. Он выжил в детском доме. И как-то сумел на службу поступить, а значит, есть и характер, и сила воли… и почему он притворяется тогда? И давно притворяется… годами… сроднился со своею маской?

…ее и вправду ждали.

«Серебряный призрак». И Хелег рядом.

Такой родной.

Такой…

Щемящее нежное чувство сдавило сердце. Не нужен ей никакой князь, ведь у нее есть Хелег и он замечателен. И все-то у них сладится. Катарина закончит это дело. Найдет ублюдка, который затеял игру с чужими жизнями. Ее наградят… быть может, наградят. А если и не наградят, то плевать.

А потом они с Хелегом отправятся в Храм.

Тихая церемония.

Тихий ужин для двоих… и это будет правильно. А те недавние мысли, они суть обида, не более того. Обиды же — плохие советчики.

— Ты выглядишь серо, — сказал Хелег, открывая дверцу. — Садись.

И недавняя мечта, такая по-девичьи глупая с розовой отдушкой, разлетелась на осколки.

— Я поведу.

— Катарина…

— Это ведь мой автомобиль?

Он позволил недовольству проявиться. И на мгновенье будто холоднее стало. Ветер скользнул под плотную ткань жакета.

— Раньше ты не была столь упряма. Осторожней, Катарина… твое положение не такое уж надежное, как тебе кажется…