Карина Демина - Ловец бабочек [СИ]

Собственно, газета.

И расписание скачек на последней странице.

Еще корешок, на сей раз от билета на ставки, и судя по тому, что не погашен, удача Антипке не способствовала. Хотя вряд ли ставил он много, не того характера человек, чтобы нечестно нажитое пылью под конские копыта пускать.

Что еще?

Он едва не пропустил махонькую измятую бумажку, которая затерялась меж газетных листочков, если б сама она желтою бабочкой не выпорхнула прямо в Себастьянову руку.

Билет.

На дневной дилижанс. Пассажирское место количеством одно, а вот багажных не значится. И это странно, по прежней-то памяти Антипка за барахлишко свое крепко держался. А тут вдруг все бросить решил…

И дилижанс опять же… поезд был вечерний, это Себастьян помнил, только Антипка его дожидаться не стал. Помри он в дороге, возница покойника ссадил бы в каком городке… и дело бы завели, конечно, да и закрыли.

Случаются несчастья.

Тихая смерть.

Неприметная.

Был Антипка да сгинул…

…все-таки везучим был, поганец…

Посыльный от тетушки отыскал Ольгерду в ресторации, где она изволила не столько обедать, сколь выгуливать новый свой наряд — широкую юбку-клош наймоднейшего цвета фуксии, отделанную шу. К юбке прилагалась блуза из тончайшего сукна с рукавами-ballon и пышным воротником.

Шемизетка.

Венские перчатки, которые, впрочем, пришлось снять, ибо сидеть за столом в перчатках все же некомильфо. И Ольгерда остро ощущала некоторую неполноту образа.

— …и представляете, она мне говорит, что я ничего не смыслю в моде, — печально произнесла она.

Взмах ресниц.

Легкая гримаса неудовольствия, которая скорее ощущается, нежели заметна собеседнику.

Вздох.

И эгретка на шляпке дрожит. Пальчики на вилочке…

Полуоборот… и собеседник, сам того не замечая, застывает. Любуется.

Ольгердой всегда любовались, с раннего детства. Матушка, упокой Иржина душу ее, все повторяла, что красотой Ольгерда в бабку пошла, а это — дурная примета. Впрочем, матушка во всем видела дурные приметы. И тетушка недалеко ушла.

Отца своего Ольгерда не знала, даже порой задумывалась, а был ли он в самом деле. То есть, само собою, какой-то да был, но вот офицером ли малого чину, сгинувшим где-то в Проклятых землях и оставившим матушке единственно воспоминания да плохонькое колечко. Колечко матушка показывала охотно, да и про отца Ольгерды горазда была сочинять, но сколько было в ее словах правды?

Вопрос…

Позже, повзрослев, потерявши вместе с невинностью и девичью наивность, Ольгерда пришла к выводу, что офицер-то имелся, куда без него, и сгинул он, правда, не в Проклятых землях, а где-то на просторах королевства Познаньского, не связавши себя узами брака и иными обстоятельствами.

Бывает.

На матушку, к тому времени ушедшую, она не озлилась, но для себя выводы сделала верные.

Красота — она тоже товар, и весьма скоропортящийся, а потому продать его надо быстро и с выгодой. И все теткины старания — а уж она-то старалась воспитывать Ольгерду, ремня не жалеючи — пропали втуне. Зеленщик?

Бакалейщик?

Купец средней руки, появление которого заставило тетушку онеметь от счастья — экая удача бесприданнице выпала — нет, это все было мелко.

Недостойно.

Ольгерда желала большего. И получала желаемое.

— Ах, — вздохнула она и пальчиками по шее провела. Белизну этой шеи подчеркивала черная бархатная лента со скромною жемчужинкой. — Вы не представляете, до чего сложно женщине в нашем захолустье. Ни одной приличной портнихи. Шляпку и то негде купить.

…нынешняя ее шляпка из белой соломки, отделанная черным кружевом и бархатными лентами, весьма шла Ольгерде. Она не просто оттеняла ее лицо, но придавала оному лицу свежесть и даже делала его будто бы моложе. А поскольку ныне утром Ольгерда к неудовольствию своему обнаружила, что тоненькие морщинки в уголках глаз не подумали исчезнуть — а ведь она за крем заплатила пятнадцать злотней! — сие было куда как актуально.

— Сочувствую, — пророкотал ее собеседник. И к ручке приложился.

Кожу щекотнули жесткие усы, но Ольгерда изобразила улыбку и легкое смущение. Смущение ей удавалось особенно хорошо…

Нынешний ухажер, изволивший накануне вечером прибыть из Познаньску — отнюдь не для того, само собой разумеющееся, чтобы лицезреть Ольгерду в роли леди Макбет, но по делам торговым — щелкнул пальцами и громогласно велел нести шампанское.

В такую-то рань…

— Ах, не стоит…

…и перепелов, стерляжью ушицу… раков, икру… все, чего на кухне сыщется. Он так и сказал:

— Шиковать будем!

Хорошо прозвучало, хотя сам Порфирий Витюльдович Ольгерде, говоря по правде, не особо нравился. Да и кому может понравится этакая груда плоти? Купец был огромен, выше Ольгерды на голову, а то и на две. Широк в плечах — этакий не то, что повозку ярмарочную подымет, но и весь трактир с посетителями разом. Неухожен.

Нет, платье на нем было дорогое.

Ольгерда оценила и отменнейшее сукно темно-зеленого колеру. И шитье на нем. И пуговицы крупные, украшенные каменьями — интересно, настоящими ли? И кушак широченный, затканный золотом плотно. Но все это было… каким-то не таким.

Слишком широким.

Совершенно безвкусным.

И борода. И усы… кто, помилуйте, бороду ныне носит?

— И шоколаду, шоколаду даме! — возопил Порфирий Витюльдович, шлепнувши на стол пачку ассигнаций. Злотней триста с виду…

…эта его способность тратить деньги легко, с шиком, и заставляла Ольгерду примиряться с бородою. В конце-то концов, бороду и сбрить можно.

Позже.

Когда она на правах законной супруги получит доступ к обильному купеческому телу. Нет, она, конечно, чуяла, что этот доступ Порфирий Витюльдович ей и так предоставить готов, стоит только намекнуть и кликнет извозчика, укатит в нумера…

…хватит.

Это Ольгерда уже проходила. И уверения в любви до скончания жизни. И нумера. И подарки щедрые, которые после нумеров становились куда менее щедрыми, а спустя месяц-другой и вовсе прекращались. И горькие обидные слова, которые ей говорили, мол, актрису в жены…

— Вы меня смущаете, — сказала она тихо и потупилась.

— Тю, с чего б?

…вот его она не упустит. Конечно, была надежда на князя… ах, как Ольгерде хотелось укатить из этой дыры, лишь по недоразумению поименнованной городом. И чтобы не просто укатить, но с шиком, чтобы те приличные дамочки, которые при упоминании ее имени брезгливо морщили носики, изошлись от зависти… чтобы локти себе кусали… и после уже, конечно, вернуться.