Павел Корнев - Ритуалист-1. Некромант

— Любого заклинателя, попавшего в руки лаварских скопидомов, ждала долгая и мучительная смерть, — сказал я ловчему, который не мог не слышать об учении ересиарха Тибальта. — Многие колдуны сознательно наносили себе подобные… украшения. В случае пленения это давало возможность заявить об отречении от греховных способностей.

Брат Стеффен отвлекся от помешивания травяного настоя и посмотрел на меня с нескрываемым сомнением.

— Но блокировка необратима, магистр!

Я лишь рассмеялся.

— Мало кто в точности знает плетение ангельской печати. Достаточно допустить одну-две неточности, и клеймо станет банальным подобием татуировки. Это лишь видимость!

Ловчий покачал головой.

— Никогда бы не подумал, — проворчал он и продолжил размешивать кипящий отвар.

— По понятным причинам о таком предпочитали не распространяться, — улыбнулся я. — Позже была возможность свести клеймо, но не стал. Слыть лишенным дара оказалось не так уж и плохо. Люди, с которыми мне приходится вести дела, склонны недооценивать простецов. Это во многом упрощает работу.

Брат Стеффен стряхнул капли с заготовки жезла и бросил ее на землю, затем снял горшок с огня.

— Немного остынет, и можно пить, — сказал он и отошел к рыбацкому навесу, пошарил в набросанном там хламе и вернулся с надколотой глиняной кружкой без ручки.

— Плохо другое, — пробормотал я, вживаясь в роль. — Отсутствие практики притупляет талант. Прежде я бы и вполовину так не вымотался.

Ловчий зачерпнул травяного отвара и подул на кипяток. Меня вновь начала бить крупная дрожь. Холодно. Холодно. Холодно. А развешенная вокруг очага одежда просохнет разве что к утру. Плохо.

Брат Стеффен оценил мой измученный вид, в несколько быстрых глотков осушил кружку и вновь наполнил ее.

— Пейте, магистр, — сказал ловчий, шумно переведя дух. — Сразу станет легче.

Я принял выщербленную посудину и стиснул ее озябшими пальцами. Горячие глиняные бока обожгли ладони, пар защекотал ноздри ароматом незнакомых трав. Я принюхался, затем осторожно пригубил отвар, сглотнул и блаженно улыбнулся. Привкус корня мандрагоры потерялся в общем букете, но по мне будто пробежалась живительная волна. Хорошо, очень хорошо.

Опустошив кружку, я протянул ее Стеффену, тот наклонился вперед и вдруг ухватил за руки. Сильные пальцы стиснули запястья, и тут же шею захлестнула веревка. Бесшумно подобравшийся сзади Кас рывком завалил меня на спину и принялся закручивать удавку.

Святые небеса! За что?!

Я забился, пытаясь высвободиться, но хватка ловчего оказалась воистину стальной, да он еще навалился сверху и прижал к земле, лишив всякой подвижности. Перед глазами замелькали серые точки, в ушах зазвенело, и сознание поначалу неспешно, а потом все быстрее и быстрее устремилось в черный омут забытья.

Тьма! Очень скоро во всем мире осталась одна лишь тьма.

Сознание возвращалось мучительно медленно, ясность мысли то накатывала, то отступала подобно волнам. Поначалу даже не удавалось сообразить, что случилось и где нахожусь, лишь неведомо кто услужливо шепнул: «Не подавай виду, что очнулся!»

Я и не подавал. Жутко саднила ободранная шея, спина занемела от долгого лежания на холодной земле, кисти связанных за спиной рук неприятно, кололо и никак не получалось пошевелить ногами.

Стоп! Шевелиться нельзя! Я вспомнил. Вспомнил кривую ухмылку Стеффена и захлестнувшую шею веревку, вспомнил неудобные вопросы и свое не слишком искусное вранье. Ловчий не поверил моим объяснениям, но еще оставался шанс выкрутиться. Надо было просто лежать и не шевелиться.

Любопытство оказалось сильней. Через смеженные веки угадывались отсветы огня; я рискнул самую малость приоткрыть глаза и оглядеться.

Брат Стеффен сидел ко мне боком и баюкал в руках глиняную кружку. Брат Кас помешивал заготовкой моего жезла в горшке; пахло вареной рыбой.

Лежать. Не шевелиться. Ждать. Если герхардианцы готовят похлебку, травяной отвар они уже выпили. Это хорошо. Очень хорошо.

Я обратился к своему эфирному телу и попытался с помощью внутренней энергии усилить кровоток в связанных конечностях, но лишь натолкнулся на невидимую стену. Покалывание в кистях и ступнях отчасти даже усилилось, и было непонятно: хорошо это или плохо.

Если не смогу высвободиться, так и сдохну здесь, а подыхать на этом островке посреди безымянного болота я не собирался. И потому стиснул челюсти, да так, что едва не выдал себя скрипом зубов, и продолжил раскачивать внутреннюю энергетику, распалять эфирное тело и пытаться достучаться до своего увечного колдовского дара.

Брат Стеффен допил отвар и отставил кружку, что-то сказал, выслушал ответ и кивнул. Мне не удалось разобрать ни слова: говорили черно-красные на каком-то из майнрихтских наречий.

Тухлые селедки! Всколыхнувшаяся в душе ярость придала сил и решимости, и я продолжил воздействовать на эфирное тело и разгонять по жилам кровь. Понемногу пальцы обрели чувствительность, но, сколько ни пытался, распутать запястья так и не получилось. Просто не удавалось дотянуться ногтями до веревки.

Соткать чары? Если б это было так просто! Эфир тек сквозь пальцы, а четки святого Мартина со всеми зачарованными бусинами с моего запястья предусмотрительно сняли. Брат Стеффен забрал их себе. Сволочь такая!

Как оказалось, без сознания я провалялся довольно долго: рыба вскоре сварилась, и герхардианцы приступили к трапезе. Несмотря на обстоятельства, рот наполнился слюной.

Ловчий выкинул не землю объедки, поднялся и покачнулся. Постоял, давая утихнуть головокружению, и отошел сполоснуть руки. Когда он скрылся в камышах, я даже не шелохнулся. Брат Кас продолжал сидеть у костра и не спускал с меня взгляда осоловелых глаз.

Ангелы небесные! Ну почему бы вам не лечь спать? Ложитесь спать, и мы еще посмотрим, кто проснется утром!

Надеждам моим сбыться оказалось не суждено, безмолвные мольбы не были услышаны на небесах. Стеффен вернулся на поляну и сразу направился прямиком ко мне. Я спешно зажмурился и размеренно задышал, а миг спустя тяжеленный ботинок врезался в живот и перевернул на спину. Стон, вскрик, всхлип…

Я скорчился, а ловчий придавил меня к земле и печально улыбнулся.

— А ведь ангельская печать подлинная, магистр… — сказал он, и только тут я сообразил, что за время беспамятства с меня стянули рубаху.

Стеффен огладил короткую русую бородку и вздохнул.

— Ты еще поведаешь, кому из князей запределья продал душу, дабы вновь обрести колдовской дар, — заявил он, угрожающе нависая надо мной, — но сначала поговорим о другом. — Улыбка исчезла без следа, сменилась оскалом. — На кого работаешь?