Павел Корнев - Ритуалист-2. Людоед

Следующим утром в отделение Вселенской комиссии я отправился верхом и в сопровождении маэстро Салазара. Перевязь с парой заряженных пистолей и кольчугу на этот раз оставлять в сундуке не стал, да и руку от магического жезла не убирал. Если кто-то вознамерился сжить меня со свету, можно ожидать чего угодно. И выстрела в спину, и броска боевых чар.

Все чувства были напряжены до предела; я пребывал в полутрансе, используя истинное зрение наравне с обычным. Этот трюк пока что выходил у меня не лучшим образом — голова гудела, а мир резал глаза своей противоестественной четкостью, зато были все шансы вовремя заметить опасность и среагировать на магическое нападение. Да и арбалетный болт успею в сторону отвести. Сила билась, билась и билась в моей левой руке. Едва уловимая ломота сейчас была даже… приятна.

Микаэль ехал рядом и зорко поглядывал по сторонам; его черные усищи грозно топорщились в разные стороны, и горожане при виде нашей хмурой парочки жались к стенам, беспрекословно уступая дорогу.

— Мой тебе совет на будущее, Филипп, — едко произнес маэстро Салазар, — взялся душить бабенку — доводи дело до конца. А то будто не мужчина. От одной лиходейки сбежал, другую в живых оставил. Теперь расхлебывай. Ну скажи на милость, чего тебе стоило ткнуть графиню шпагой и свалить на того простака? Один удар, и никаких забот!

Микаэль полагал, будто убийц за мной послала именно обозленная графиня Меллен, а вот я столь категоричной уверенности на этот счет отнюдь не испытывал. Не стоило сбрасывать со счетов и Сильвио де ла Вегу. Он был непонятен, а непонятные люди, как правило, куда опасней тех, чьи мотивы лежат на виду.

— Стоило прикончить паршивку, когда была такая возможность, — в который уже раз заявил маэстро Салазар.

Я не выдержал и позволил втянуть себя в беспредметный спор:

— Меня не просили ее убивать. А если попросили бы, вежливо отказался от этой почетной миссии. Ты же знаешь, я не убийца.

Микаэль запрокинул голову и во всю глотку заржал, заливисто и совершенно искренне. Напуганный лотошник едва не рассыпал по мостовой медовые пряники, а одноногий шарманщик прекратил терзать уши прохожих ужасной механической мелодией и заскакал прочь, постукивая о брусчатку костылем.

Вчерашний ливень превратил Нистадд в одно сплошное болото, а вот Старый город лишь умыл, убрав с улиц грязь. С утра даже дышалось легче обычного, да и валивший из печных труб дым уходил вверх и там развеивался, а не стелился меж домов и не драл горло.

Маэстро Салазар наконец отсмеялся, вытер катившие из глаз слезы и уже совершенно серьезно заявил:

— Ты убийца, Филипп. Такой же, как и я. Не лучше и не хуже.

— Если не принимать в расчет филологические, — ввернул я мудреное слово, — тонкости, то разница между человеком, которому доводилось убивать, и убийцей примерно такая же, как между тем, кто пьет вино, и запойным пьяницей.

Микаэль фыркнул и продекламировал:

Как обычно это и случалось с ним по утрам, маэстро Салазар страдал острейшим приступом мизантропии и был даже не едок, а просто-таки желчен.

Я выбрался из седла перед воротами отделения Вселенской комиссии и кинул ему уздечку.

— Не пропадай!

— Буду либо у себя, либо в «Трех карасях». Возникнет нужда, присылай Уве, — предупредил Микаэль и поскакал прочь, ведя вторую лошадь на поводу.

Я лишь негромко ругнулся ему вслед:

«Присылай Уве!» Знать бы еще, когда объявится собственный слуга…

Рассказ о вчерашнем нападении привел магистра Кирга в сильнейшее возбуждение. Толстячок даже выбрался из-за своего заваленного бумагами стола и принялся выхаживать от одной стены к другой. Наконец, он остановился у окна и задумчиво произнес:

— Что же вы такое увидели на приеме, магистр? Чему такому важному стали свидетелем, если подсылают убийц?

Ответа на этот вопрос у меня не имелось, не стал даже выдвигать никаких предположений.

Джервас Кирг попытался сцепить руки за спиной, но из-за толстых боков сделать этого не сумел, развернулся от окна и объявил:

— Попрошу полицмейстера дать на время материалы расследования. Показания очевидцев, результаты осмотра тел. Все, что есть. Займитесь этим, магистр.

— Разумеется.

— И вот еще что… — задумчиво произнес магистр-управляющий. — Буду забирать вас утром и отвозить после службы. На улицу не выходите, займитесь разбором бумаг. Мы просто погрязли в них, людей катастрофически не хватает. Школяры словно с цепи сорвались!

Заниматься бумажной работой мне нисколько не хотелось, и тем не менее я счел нужным проявить интерес:

— А что такое?

Джервас Кирг воззрился на меня с нескрываемым удивлением.

— Филипп, неужели обстановка в городе кажется вам нормальной? Да Рёгенмар как бурлящий котел! Три пьяных болвана закидали квартального надзирателя камнями — ничего серьезного, просто несколько шишек набили. Раньше все ограничилось бы штрафом, а теперь придется лично просить за них, и еще неизвестно, получится ли недоумкам избежать виселицы! Их собираются судить, как бунтовщиков! Мир решительно сошел с ума!

Выдав эту сентенцию, магистр-управляющий проводил меня в свободный кабинет на втором этаже с широким письменным столом, парой стульев и слегка перекошенным шкафом. Ладно хоть еще солнце заглядывало в окно и делало комнату не столь мрачной.

— Будете работать здесь! — сказал Джервас Кирг. — Для начала разберите накопившиеся бумаги, а дальше посмотрим. Я уже поставил вас на довольствие, казначей выдаст жалованье, справьтесь у него после полудня.

Магистр вышел, но мое одиночество не продлилось и пары минут: почти сразу прибежали два клерка и с нескрываемой радостью вывалили на стол целую кипу документов. И это была лишь первая партия из трех!

После того как последние стопки уложили на пол рядом со столом, я сполна оценил лихорадочное возбуждение подчиненных Кирга. Приказ магистра изрядно облегчил им жизнь. Местный управляющий оказался рационалистом до мозга костей и засадил раскрытого агента в моем лице за разбор кляуз, доносов и жалоб. И все бы ничего, да только слишком уж много было в Рёгенмаре грамотеев. Они и сами подметные письма составляли, и соседям в такой малости не отказывали. Писали чем придется и на чем придется; в стопках не обнаружилось разве что посланий кровью на пергаменте из человеческой кожи, все остальное присутствовало в избытке.

Прыгающие буквы, неразборчивый почерк, вопиющие грамматические ошибки и непонятные слова изрядно затрудняли разбор посланий. Мятая и рваная бумага, растекшиеся чернила и кляксы работу тоже не облегчали, а отсутствие подписей и обратных адресов было, скорее, правилом, нежели исключением из него. Заявлениям, поступившим от добропорядочных граждан, давали ход сразу после их регистрации в канцелярии; мне же сгрузили лежавшие без движения анонимки.