Павел Корнев - Ритуалист-2. Людоед

Перед резиденцией бургграфа я вручил Уве перевязь с пистолями, велел спрятать ее под курткой и предупредил:

— Потеряешь, голову оторву!

Паренек состроил несчастное выражение лица и спросил:

— Зачем я вам здесь, магистр?

— Найди карету. Не пешком же возвращаться!

Я ссыпал в ладонь слуги несколько мелких монет и поспешил за Джервасом Киргом, уже шагавшим к воротам. Сурового вида наемники сверились со списком гостей и разрешили пройти.

Сам ужин оставил после себя двойственные впечатления.

Приняли нас в высшей степени дружелюбно, а магистр Кирг так и вовсе наравне с полицмейстером сделался героем вечера. Малая толика славы досталась и мне, но я старался помалкивать и не вдаваться в детали расследования. Все больше восхищался красотой дам и рассыпал комплименты нарядам и драгоценностям, а с их кавалерами говорил об оружии и охоте. Пытался сойти в этом обществе за своего.

Ненавязчиво играла лютня, слуги разносили весьма недурное вино, а накрытые столы поражали воображение деликатесами. Как доверительно сообщил один из гостей, бургграф был истинным гурманом и самолично контролировал ход приготовления наиболее изысканных блюд.

Все бы ничего, но в зале ощущалась определенная нервозность. Возможно, свою роль сыграли доносившиеся с улицы крики горожан, а быть может, слишком явственно выделялись среди публики группы аристократов, глядевших друг на друга без всякой приязни, а то и с откровенной ненавистью. Гильдейские старшины и цехмейстеры тоже держались наособицу, епископ же приглашение и вовсе проигнорировал. И также не явился на прием никто из ордена Герхарда-чудотворца. Вопреки бравурному заявлению бургграфа, черно-красные продолжали выискивать проникшего в город демона.

Меня это обстоятельство только порадовало. Пусть при проработке ритуала я и ставил во главу угла защиту от запределья, монахи все же могли уловить в моем эфирном теле отголоски потустороннего.

Когда за окнами окончательно стемнело, всех пригласили к столу. Мне выделили отнюдь не самое почетное место, зато по соседству оказался епископский викарий.

— Его преосвященство в силу высокой занятости не смог посетить сегодняшнее собрание и возложил сию почетную миссию на меня, — с нескрываемой язвительностью сообщил костлявый священник, явившийся на прием в простой черной сутане.

Ел он мало, пил исключительно воду. Я тоже на вино старался не налегать, а вот ограничивать себя в еде не счел нужным.

Викарий между тем огляделся и негромко произнес:

— Знаете, что мне это напоминает, магистр? Пир во время чумы, вот что!

— Ваше преподобие сгущает краски, — не согласился я со столь резкой оценкой.

Священник фыркнул.

— Я уже чувствую гарь пожаров. Город будто пороховая бочка!

— Мне доводилось слышать подобное сравнение.

— Так оно и есть! Мастеровой люд стонет от нескончаемых поборов, а перед глазами у них пример Силлесге, где всем заправляют сами горожане. Местные купцы мечтают о свободной торговле и с удовольствием утопят в Ливе торговцев из Майнрихта, которые с недавних пор у нас чувствуют себя как дома. Школяры и вовсе спят и видят себя подданными Густава Пятого, а голытьбе из Нистадда решительно все равно, кого грабить и убивать. Достаточно одной искры, и все они вцепятся друг другу в глотки. А перед тем выжгут Редхус и разграбят Бочку.

— А как же гарнизон? — поинтересовался я.

— Глупо требовать верности от того, кому платят медной монетой.

Я не стал никак комментировать услышанное, но викария мое молчание нисколько не смутило.

— Что же дворяне, спросите вы? — усмехнулся священник. — А посмотрите на бургграфа! Ее королевское высочество добилась назначения на должность своего кузена, коих у нее превеликое множество, а он за три года так и не стал в городе своим. До сих пор говорит только по-альмански. Можете себе представить?

Альманское наречие было родным для жителей приморских провинций Майнрихта, но даже в тех краях вторым государственным языком всегда выступал североимперский.

Я покачал головой.

— Местная знать презирает этого обжору, — продолжил викарий. — Они и пальцем не пошевелят ради него. Превратили Стюгор в крепость, смогут переждать там любые волнения. Уверяю, магистр, эти беспринципные сеньоры останутся в выигрыше при любом развитии событий. Они и только они. Что же до остальных… Воистину говорят, будто Вседержитель сам не насылает кары на грешников, а, когда переполняется чаша терпения Его, просто обделяет человека заботой.

Последнее утверждение викарий произнес слишком громко, и сидевший напротив сеньор с усмешкой заявил:

— Наверное, это какой-то другой Вседержитель опустил под воду половину континента ради горстки истинно верующих.

— Справедливо и то, что Дней гнева не случилось бы, отыщись среди язычников хотя бы горстка праведников! — парировал священник.

Наш сосед оказался не дурак поспорить, завязался теологический диспут; я воспользовался случаем и выскользнул из-за стола. В этот момент прозвучало приглашение выйти в сад, дабы полюбоваться фейерверком, но мне огненные всполохи в небе слишком уж напоминали об иных всполохах, после которых на земле остаются истекающие кровью тела. Я поискал глазами магистра Кирга, не увидел его и счел свою миссию завершенной. Пора было ехать домой.

К моему величайшему облегчению, Уве не только не потерял перевязь с пистолями, но и договорился с извозчиком. Когда мы добрались до Княжеского дворика, паренек вознамерился отправиться к себе в пансион, но я его остановил. Из головы никак не шли слова викария, тени в переулках казались слишком уж густыми, а свет фонарей — непривычно тусклым.

— Нечего по ночам шляться. Ночуй у Микаэля.

— Но, магистр…

— Ночуй здесь! — отрезал я.

Уве надулся.

— Да у него какая-то девчонка живет!

— Она живет не у него, а у меня. Вторая койка свободна.

Паренек тягостно вздохнул, но оставил попытки оспорить мое распоряжение и поплелся следом. В каморке под лестницей Микаэль правил клинок шпаги; на лезвие он при этом не смотрел, а вместо этого буравил тяжелым взглядом сидевшую напротив Марту. Та глядела в ответ ничуть не более добро. Как говорится, нашла коса на камень.

— Успели поцапаться? — предположил я.

— Вовсе нет, — уверила меня ведьма, поднимаясь на ноги. — Просто спросила, как он дошел до такой жизни.

— Мудрец не плачет о былом, живет одним лишь только днем, — немедленно выдал маэстро Салазар. — Но клушам это не понять, их жизнь — то кухня, то кровать!

На экспромт это высказывание нисколько не походило, слишком уж хлестко припечатал девчонку Микаэль. Та лишь растянула бледные губы в неприятной ухмылке.