Дэниел О’Мэлли - Ладья [litres]

– Как мило.

– Думаю, – задумчиво проговорил бельгиец, – некоторым просто не положено жить так долго.

– Но вы же не думаете, что все это могло быть вызвано генетическими проблемами? – зевая, спросила Мифани. Страх и напряжение боролись в ней с усталостью, но проигрывали.

– Ну, м-м… нет, не думаю, – ответил он.

– Нет, конечно, нет. А сколько тел у вас было?

– Я сбился со счета, – ответил Правщик. – Порой мне кажется, что мы привлекаем не тех. У моего двоюродного брата есть один решала, парень по имени Ван Сьок. Вот он – настоящее чудовище, и у него есть опасные наклонности.

«Ага, вроде срывания лиц с проституток», – подумала Мифани.

Она подумала, не сказать ли ему, что Ван Сьок мертв, но решила этого не делать.

– Как бы то ни было, – продолжил голый, – я обеспокоился…

– Из-за пальцев ног?

– Ну, не столько из-за пальцев ног…

– Вас не обеспокоили пальцы ног? – спросила Мифани, мысленно подталкивая себя к продолжению разговора.

– Нет, в этом не было никакого реального вреда, – небрежно ответил он. – Это даже не мешало его работе. Что меня беспокоило в этих пальцах, так это то, что эта привычка появилась недавно – то есть он прожил сотни лет без нее. А теперь она стала совсем уж непреодолимой.

– Угу.

«Настолько, что стала мешать его работе».

– Да, но я отвлекся. Я заметил еще ряд тревожных тенденций. Коммюнике стали проходить мимо меня. Герд стал более скрытным и отчего-то более посвященным в детали нашей международной деятельности. Прежде он довольствовался лишь кураторством мастерских. Он всегда жаждал наслаждаться роскошью, – заметил бельгиец, вздохнув.

«Это точно, – мрачно подумала Мифани. – Длинный лимузин, блестящий аквариум».

– Он всегда легко входил в раж, а сейчас зациклился на наших проектах в Великобритании. Я заподозрил неладное, но спрашивать его напрямик в чем дело не хотел. По крайней мере без очевидных оснований. Поэтому однажды вечером, когда он пошел в театр, я задержал его geheimschrijver.

– Его geheimschrijver? – переспросила Мифани.

– Ну, его «тайного писаря»… секретаря, – объяснил бельгиец. – Так вот, я его задержал, и кое-кто из моих подчиненных проник в его память.

Мифани напряглась, вспомнив о парне, который этим вечером пытался проделать то же самое с ней.

– Парень с чешуей? – приглушенно спросила она.

– М-м? О, нет… Я понимаю, что вы подумали, но такие модели годятся только для работы с людьми со стандартным, неизмененным мозгом. Нет, наши технические работники имеют улучшение, позволяющее им функционировать как коммуникаторы… телефоны. Они подключают свое сознание напрямую к телефонной сети и взламывают систему. Мы общаемся с ними, будто они – люди на другом конце провода, и они передают наши слова. Когда человек, которому мы звоним, отвечает, наш секретарь повторяет его слова своим голосом. Происходит это практически сиюминутно и отследить разговор невозможно.

«Это объясняет, почему у коллег малыша Алана ничего не получилось, – догадалась Мифани. – Зато факсы, думаю, они отправлять не умеют. Иначе куда бы они вставляли бумагу?»

– При мне они присмирили его, ввели различные приспособления и загрузили записи. К своему большому разочарованию, я узнал, что Герд контактировал с нашими лазутчиками в Шахах и готовил их к государственному перевороту. Тут я должен отметить, что один из двойных агентов в вашем Правлении особенно приветствует перспективу насильственной революции. Однако это было бы весьма благоприятно. И если честно, – продолжил Правщик, – то, что я узнал, стало заметным ударом. Ведь это я руководил их вербовкой и идеологической обработкой. Это было моей стратегией с самого начала. Я лично курировал становление Лагеря Гай, а также развитие и размещение грибкового оружия массового поражения. О, да, – подтвердил он, увидев, что Мифани изогнула бровь, – такое маленькое страшненькое существо. Оно подчиняет себе людей и после активации может поглощать значительные площади.

– И все это делалось с прицелом на слияние двух организаций? – сухо спросила Мифани.

До этого момента она была расслаблена. Отчасти из-за усталости, но бельгиец производил такое приятное впечатление, что… ну, она, конечно, совсем не забыла, что он сидел голый и был извечным врагом, но не старалась держать эти факты в уме. Но то, что он упомянул грибковый культ в Бате, возвратило ее к ужасной реальности. А от того, как он небрежно описывал взлом воспоминаний, ее и вовсе бросило в дрожь.

– Ладья Томас, не забывайте, что в глазах Братства Шахи – не дружественная сила. Это противник, который разрушил наши усилия и принудил к разорению. Мне пришлось наблюдать, как сносят мои дома, как убивают моих друзей. Мой труп был сожжен, а прах – развеян над океаном. Лишь благодаря особо хитрой уловке своего тела я сумел выжить. И я не постесняюсь сказать, что после того, через что мы прошли, никаких мирных соглашений с Шахами в наших планах не было. Более того, нашей первичной целью было скрыть от вас свое существование, а затем – причинить вам столько боли, сколько сумеем.

– И что же случилось? – спросила Мифани.

– Аж диву даешься, как течение жизни способно изменить человека, – задумчиво ответил бельгиец. – У кого-то оно, допустим, вызывает желание отрезать пальцы на ногах. У меня же – простить Шахов. Собственная злоба стала казаться мне мелочной, и, наблюдая за тем, как ваша организация расширяется и процветает, я осознал, что она стала представлять собой идеальный орган власти, какой только мог сложиться в подобных обстоятельствах. Да, конечно, у него были недостатки, он был подвержен причудам человечества, но зато служил благородной цели. Я стал надеяться, что мы можем встретиться без обид. На протяжении многих лет я обсуждал эту возможность с братом, и спустя какое-то время он уступил. Я продолжил процесс внедрения и продолжил заводить среди Шахов сообщников. Я делал это не потому, что желал вам навредить, а потому, что Шахи по-прежнему нас опасались, а я хотел, чтобы они увидели: примкнуть к нам – в их лучших интересах.

– И для этого нужно было нам угрожать? – спросила Мифани.

– Нужно было показать взаимную выгоду, – дипломатично ответил бельгиец. – Или, возможно, действовать методом кнута и пряника. Если бы мы раскрылись, а Шахи решили, что не могут смириться с нашим дальнейшим существованием… что ж, умирать мы не собирались.

– А-а. – Мифани кивнула.

– Недавно же стало очевидно, что брат разочаровался в моих идеях. Он посчитал, что подготовленные нами средства следует использовать, чтобы калечить, а не… – Он умолк и, скривившись, покачал головой.

– А не что?

– А не править.

Мифани вымученно улыбнулась.