Дэниел О’Мэлли - Ладья [litres]

Все замерли и всмотрелись в мониторы, на которые он вывел жизненные показатели членов группы. Мифани вспомнила, что уже видела их, когда Поппат рассказывал, что у каждого баргеста под броней имеется продвинутое контрольное оборудование.

– Все живы? – сосредоточенно спросила Мифани.

«Это хорошо или плохо?»

– Да, мэм, – ответил техник. – Все баргесты. Согласно индикаторам, их организмы не были поражены, однако они довольно возбуждены – учащенный пульс и так далее. Но вреда им не нанесено.

– Как досадно, – заметил пешка Поппат.

– Досадно? – переспросила Мифани.

– Ну да, – подтвердил пешка Поппат. – Ведь нам все равно придется уничтожить место… – Он осекся. Мифани повернулась к технопешке.

– Они… двигаются? – спросила она осторожно.

– Нет, мэм.

«Черт».

– Они в сознании? – спросила она.

– Да, мэм.

«Еще раз черт».

– Ох, – Мифани поджала губы и повернулась к Поппату. – Знаешь, Махеш, я что-то сомневаюсь, что нам следует стирать это здание с лица земли, пока в нем живы наши люди.

– Я это понимаю, ладья Томас, – начал Поппат, – но стандартная оператив…

– Что? – перебила она, вскинув брови.

– Ну, она достаточно ясна, и ладья Гештальт никогда не сомневался…

– Да, достаточно.

Повисло неловкое молчание, которое милосердно, но нерешительно прервала Лидия.

– Ладья Томас, Ладейная прислала обновленный анализ пения.

– Что-нибудь важное? – спросила она.

«Неужели я должна подписать смертный приговор четырнадцати своим людям?»

– Полагаю, вам нужно его послушать, – сказала Лидия.

– Хорошо, – вздохнула Мифани.

Лидия выкрутила ручку какого-то переключателя. Пение стало громче, но какая-то его часть теперь звучала усиленно. И поверх гула был различим сдавленный голос, настойчиво повторявший одно и то же:

– Отправьте ладью… Отправьте ладью… Отправьте ладью… Отправьте ладью…

– Вот так всегда, – горько проговорила Мифани.

Дорогая ты!

Шесть девочек. Восемь мальчиков. Именно столько детей сейчас обучается в Лагере Гай, и вместе они представляют собой кучку сорванцов возрастом от одиннадцати до двадцати двух. Скопированные страницы предоставили мне все основные сведения, но содержали только начало раздела об их способностях. Тем не менее у меня сложилось впечатление, что эти ребята не обладали никакими естественными силами, а проходили чрезвычайное количество хирургических вмешательств, направленных на привитие им способностей. И это самое отвратительное, о чем мне когда-либо доводилось слышать.

Все это предприятие совершенно не вяжется с принципами Шахов и, насколько я понимаю, вся его деятельность практически невозможна. Я даже не знаю, как именно они выбирают этих детей. Видишь ли, у учеников, кажется, нет ничего общего. Они поступают из разных частей страны, из семей разных классов и окружений. Я изучала эти семьи, просматривала записи Национальной службы здравоохранения, искала все, что можно, но так и не смогла выяснить причин, почему их забрали из их домов.

Давай будем говорить начистоту. Если хочешь посмотреть на это максимально отстраненно, то становится очевидно: детей, которых можно с легкостью забрать себе, – немало. Сироты. Дети улиц. Черт, да их можно привезти из-за границы. А если учесть, сколько уже просуществовал Лагерь Гай, их, наверное, можно даже нарожать. Но этих детей забирали из семей Великобритании – то есть сотрудники Лагеря Гай сами себе доставляли огромные хлопоты, не имея на то очевидных причин. Ведь подобные задачи даются с немалым трудом даже Шахам, так что я просто этого не понимаю.

Время от времени я откидываюсь на спинку и поражаюсь тому, что вытворяет наша организация. Насколько я помню свою жизнь с родителями, мы были довольно близки. Они были хорошо образованы, сравнительно обеспечены, независимы. И все же дрогнули, когда Уоттлмен и Фарриер сказали им, что меня забирают Шахи. Казалось бы, можно было ожидать, что они станут бороться. Как-то возразят. И даже подадут иск в суд. Или хотя бы сообщат прессе. Когда правительство приходит и забирает твоего ребенка, тебе хочется об этом рассказать. Может быть, заручиться какой-никакой поддержкой. Но семьи сохраняют все в тайне. Почему?

Да, многие учащиеся в Имении ненормальны. Вспомни хотя бы Гештальта. Ты хотела, чтобы такое жило у тебя в доме? Вот родители и чувствуют облегчение, когда этих детей у них уводят. Более того, некоторые даже готовы за это приплатить. Да, в тех семьях, которые не хотели отдавать детей, получается менее красиво, но Шахи занимаются своим делом очень давно и стали в нем очень хороши. Они лгут, угрожают, дают обещания. И закон – на их стороне. Я по сей день точно не знаю, какую именно историю в тот день Уоттлмен и Фарриер рассказали моему отцу. Сама я тогда не слишком их слушала.

Используя все эти инструменты, они могут принудить людей к сотрудничеству или полностью их обмануть. Родителям внушают, что их дети смертельно больны, имеют ужасающие проблемы с психикой, переносят заразу и так далее. В конце концов они понимают, что больше не могут жить со своими детьми и будет лучше, если о них позаботится правительство. В итоге удручающее число семей остается во мнении, что они совершили благо.

Как бы то ни было, я продолжаю разбираться с Лагерем Гай.

С уважением,

Я

– Ладья Томас, вам необходимо как минимум дождаться, пока из Ладейной прибудет вторая группа баргестов, – взмолился Поппат.

– Нет, – отрезала Мифани, разглядывая форму, которую ей уже кто-то вручил. Наряд, в котором она пришла утром на работу, был не очень уместен: ей явно не следовало входить в проклятый дом в юбке и на каблуках.

– Но я просто не могу позволить члену Правления заходить на место происшествия без сопровождения, а все местные группы… – Он осекся.

– Все местные группы превращены в жидкость, – закончила за него Мифани. – Я все равно не уверена, что сопровождение будет мне чем-либо полезно. А если у меня есть хоть малейший шанс спасти наших людей, что ж… – она сделала глубокий вдох, – значит, нужно это сделать.

Поппат в отчаянии ухватил ее за руку.

– Мифани, мы оба знаем, что это не ваша задача. Я не могу отпустить вас одну.

– Нет, – раздался твердый голос где-то сзади.

Они обернулись и увидели, что Шонте уже застегивала на себе молнию боевой формы. Скрутив волосы у затылка, она внезапно стала выглядеть куда опаснее.

– Она не пойдет одна. Я пойду с ней.

– Это исключено, – заявила Мифани. – У нас и так могут возникнуть проблемы из-за того, что ты приехала сюда наблюдателем, а представь, какие будут последствия, если слон Кроатоана получит повреждение во время операции Шахов?