Лев Соколов - Золотой конвой [СИ]

— Опусти ружьецо, — сказал краском. — Плохое время для таких игр.

— Ты сам брось револьвер! — Рявкнул Гущин.

— Еще чего, — усмехнулся краском.

— Значит, оба сдохнем, — раздувая ноздри выдохнул Гущин.

Сухо щелкнул взводимый курок. Гущин скосил глаза. Медлявский сидел в снегу, направляя на него свой наган.

— Бросьте винтовку, прапорщик, — приказал Медлявский. — Честное слово, вы сошли с ума.

— Это вы сошли с ума! — Завопил Гущин. — Это вы сошли! Вы целите в меня из-за… Из-за красной гниды! Да что же, весь мир тронулся? Или я уже впадаю в деменцию?.. Очнитесь, Медлявский!

— Бросьте винтовку, Гущин, — Повторил Медлявский. — Честное слово, я устал… Не заставляйте меня стрелять. Здесь никому нет нужды стрелять. И так достаточно… постреляли.

Гущин разжал руки, винтовка глухо упала в снег. Глядя попеременно на краскома и Медлявского, Гущин начал медленно отступать к воротам.

— Вы сошли с ума, штабс-капитан. — Он ткнул дрожащим пальцем в Медлявского. — Не думайте, что я промолчу. Молитесь, чтоб я не выбрался из леса. Вас за это будет судить трибунал. Нас и так предали… А вы меня предали. Да будьте прокляты. — Он развернулся, и выбежав через ворота, скрылся из виду за стеной.

Медлявский глядя вслед, осторожно спустил курок.

— Замерзнет в лесу, дурак. — Заметил краском Екимов.

— Даст бог, одумается, — устало вытер лоб Медлявский.

— Угу. — Буркнул краском.

— Поможешь мне? — Спросил Медлявский.

— В чем?

— Хочу своих людей схоронить.

— Невозможно, — Мотнул головой краском. — Земля мерзлая. Только костром греть. Мы тут с голоду сдохнем, раньше, чем хоть одну яму выкопаем.

— Не надо копать. — Объяснил Медлявский, и показал на провал со сгнившим, провалившимся настилом, в центре двора. Вот яма. Сложим туда.

— Так засыпать нечем. — Пожал плечами краском. — Все одно зверье по весне таскать начнет.

— Все лучше, чем на поверхности. Оттуда хоть кости не растащат. А там, дай бог, придут люди, похоронят по-человечески.

— Ну, если так. — Краском согласно мотнул головой, с тянул с руки перчатку. — Только тогда и моих туда сложим. Чьи бы сюда не пришли, — пусть хоронят всех. Договор? — Он протянул пустую руку.

— Договор, — согласился Медлявский.

Они пожали руки.

Время шло к полудню. Мы собрали рюкзаки, и спустившись в ход в валу, собрали наше оружие. После всего пережитого, решили устроить привал прямо здесь, в старом крепостном дворе.

Порубили топориком ближний найденный сухостой, устроили костерок, вскрыли консервы. И сели, привалившись спинами к рюкзакам. Мы с Иваном уже поели, а Павел все нудил из банки свое овощное рагу. Я вертел в руках предметы из офицерской планшетки. А Иван изучал найденный там же блокнот штабс-капитана Медлявского. Сперва его взял я, и даже успел прочесть какую-то часть, — короткие записки времен великой войны, сражения с австрийцами, награждение георгием… Но потом блокнот перехватил Иван, и сразу забрался ближе к его концу. Он прочел нам некоторые места, и теперь мы знали то же, что и покинувший нас слуга народа — с самого начала золота не было.

Мы перебрасывались ничего не значащими фразами. Обсуждали произошедшее, рассказывали, кто и что почувствовал, во время неожиданного появления схватившего нас отряда. Светило солнце, пели птицы, шумели кедры. Дым костра разогнал комаров. И я вдруг, с удивлением почувствовал, — что мне хорошо. Я чертовски интересно провел свой отпуск. Пусть я и не отыскал большой приз, но… я прикоснулся к истории.

Ведь книжная история для обычного человека, — это всегда нечто вроде художественного романа. Ты умом знаешь, что описанное было, но это ничего не дает сердцу. Это просто текст на страницах. Но сидя здесь, в старом остроге, слушая фрагменты из дневника давно мертвого штабс-капитана, и одновременно вертя в руках вещи, которых он касался, и которые оставил больше ста лет назад… Это было удивительное ощущение. История ожила, превратилась из страниц в реальность, дохнула на меня живо и сильно. Это было трудно передать словами, но я это чувствовал.

— Дай карандашик, — Попросил меня Иван.

Я передал ему карандаш, из сумки штабс-капитана, а сам продолжил размышлять. Интересно, как сложилась потом судьба этого Медлявского? В блокноте, на тылу обложки даже было приклеено его фото. Он оставил здесь, на ящиках с булыжниками, свою планшетку, и ушел. Наверно он оставил её здесь как свидетельство. Но как сложилась его судьба дальше? Вышел ли он из тайги живым? Пережил ли гражданскую? Он эмигрировал? Или примирился с новым режимом? Чем занимался? Родил-ли после себя детей? Живы ли его потомки? Все это было мне интересно. И скорее всего, я так этого и не узнаю…

— Да, парни. — Сказал Павел, отставляя пустую консервную банку. — Неловко получилось с моей семейной легендой. Втравил вас, потащил черт знает куда… Я-то ладно, хоть по пути предка прошел. Слушайте, я вот думаю. Эти вещички из сумки, винтовка ржавая. Я еще в валу в комнате копье у стены видел. Может они чего-то стоят? Можно еще поискать, какую мелочевку. И все это продать. Я вам даже все деньги с этого отдам. В компенсацию.

— Да ну брось, — перебил я его. — У нас договор, все делим на троих. Только я тебе честно скажу, не хочу я ничего из этого продавать. Оставил бы как память.

— Ну или так, — легко согласился Павел.

Иван сидевший напротив нас, вдруг засмеялся. Сперва тихонько, будто завелся маленький моторчик, а потом все громче.

— Вань, ты чего? — Спросил я.

Иван не ответил, он откинулся на свой рюкзак, и заржал аки конь. Затем вдруг резко выдохнул, и рывком вернулся обратно в сидячее положение, крепко хлопнув себя по колену. Глаза у него были шалые.

— Скисли?! — Трубным голосом вопросил он. — Нашли транспортир и карандашики, — и успокоились? Разобрали барахло на сувениры, и расползлись обратно по норам? А вот фиг! — Он выставил мне под нос пухлый объемистый кукиш. — Быстро сдаетесь, девчата! Ты Лёва у меня еще будешь просить прощение за «Пантеру в болоте». — Он оглядел нас бешенными, веселыми глазами, — что сидите, как погорельцы? А сплясать не хотите? Балбесы! Не было золота, да! Все правда, не было. Но оно — было! Было! И сейчас есть! И лежит здесь, рядом! А мы ж чуть не ушли, едрить-колотить!

Я переглянулся с Павлом. Лицо у того вытянулось.

— Ты чего гонишь, Иван? — Спросил Павел.

— Вань, ты здоров? — эхом отозвался я.

— Здоровее вас, болезных! — В полном восторге захрюкал смехом Иван.

— Что это значит «золота не было, — но оно было»? — Растерянно спросил я.

— А то и значит. — Фыркнул Иван, потрясая старинным блокнотом. — Дневник не врет. Этот Медлявский пишет, что конвой оказался пустышкой. Только вот, кто-то из дневника выдрал последнюю исписанную страницу. Смекаешь? Вся история, кроме последнего пункта. Писали карандашом, сильно нажимали, и на чистой странице, через исписанную, вмятины от грифеля остались. Те же слова, только невидимые. А я чистый лист приложил, и проштриховал. Помнишь, как мы в детстве, изображения с монет на лист перештриховывали?.. И вот тебе текст с последней выдранной страницы. Здесь все и сказано, про золото.