Вернор Виндж - Конец радуг [litres]

Но разведданные продолжали поступать. Жуткие, леденящие кровь слова, которые бы не отягчили душу Альфреда, не будь он еще подключен.

– Пожалуйста. Пожалуйста, не надо с ней так. Она же еще маленькая девочка.

Гу . Альфред лихорадочно завозился с единственной уцелевшей точкой зрения. В физическом мире он споткнулся.

Операторша ухватила его под локоть, не дав упасть.

– Господин Рамачандран, с вами все в порядке? Вас при атаке не ослепило?

Альфред сохранил самообладание и не отпихнул ее.

– Простите, я только… Такие разрушения кругом… Нужно помочь этим бедолагам.

– Да, но вы и о себе подумайте!

Операторша провела его туда, где остальные болливудские киношники уже помогали спасателям. Он воспользовался ее поддержкой, чтобы стабилизировать ракурс подземной точки зрения. Камера частично залечила ущерб; некоторые мертвые пиксели снова замерцали, и он теперь мог заглянуть за левый край рухнувшего шкафа… Гу-старшего зажало внизу. Господи, а где его внучка?

Я этого не хотел. Он ничего не сказал вслух, но тело выдало его.

Аноним Роберт Гу: Где твоя маленькая девочка?

– Кто это? – вскричал голос в его ушах, потом продолжил тише, но еще безнадежней: – Она тут. Совсем рядом. Она без сознания. А я не могу ее отодвинуть.

Аноним Роберт Гу: Прости.

Альфред не придумал, что еще сказать. Блин, если эти двое погибнут, ему самому ведь немного проще будет выкрутиться. Он сердито отстранился от подземной точки зрения. Будь я проклят, если … Он сегодня ничего не добился, только хороших людей погубил. Ну и как теперь их вытащить, чтобы не спалиться?

– Пожалуйста. Просто сообщите в полицию. Не дайте ей сгореть.

Новые вспышки жуткого давления, звук, словно от тысячи разбивающихся хрупких предметов, хруст ломающегося твердого пластика и раздавленных костей. Всего этого Роберт почти не слышал. Раздавленные кости его отвлекли, а последующие далекие взрывы и волны жара прошли более или менее не замеченными.

Роберт выплыл из состояния глубокой интроспекции, которое легко было перепутать с потерей сознания, вот только теперь заболело куда сильнее. Мири стояла рядом на руках и коленях. Она истошно кричала:

– Деда! Деда! Пожалуйста , скажи что-нибудь. Деда!

Он подергал рукой, и Мири ухватилась за нее.

– Прости меня, – сказала девочка. – Не хотела все переворачивать. Тебе больно?

На этот вопрос нелегко было ответить. Ему на правую ногу взгромоздилась агония размером со слона.

– Да, – придумать что-нибудь остроумнее он не смог, помешала боль.

Мири плакала навзрыд, у нее сбивалось дыхание. Это было совсем не в духе Мири. Она повернулась и толкнула шкаф, под которым застрял Роберт.

Роберт глубоко вдохнул, но от этого лишь помрачилось в голове.

– Шкаф слишком тяжелый, Мири. Держись от него подальше.

Почему воздух такой жаркий? Свет пропал. За обрушившимся лабораторным оборудованием что-то капало, шипело и мерцало, как в раскаленной печи.

– Кара – Мири! – уходи оттуда!

Девочка помедлила. Под шкафом лежали раздавленные остатки партии мышей, которая должна была улететь через пускатель. Теперь-то никуда не денется. Мири потянулась туда, раздвинула руками кучу битого стекла. Роберт выкрутил шею и увидел крошечную мордочку, глазеющую на него в ответ: мышь выдернуло из отсасывателя.

– О-ой, – пискнула Мири. – Привет, малышка. – Девочка издала всхлипывающий смешок. – И вы тоже. Вы все. Вы свободны.

Роберт видел, как появляются новые мордочки: выбегали на свободу остальные мыши. Покачивали головками, словно не замечая его, устремленные к чему-то много более важному в мышином порядке вещей. К свободе. Они выбирались из шкафа по ладоням девочки и порскали прочь от жара.

Теперь стал виден источник жара: через груду оборудования перевалил раскаленный добела сиропообразный комок, упал рядом со шкафом и зашипел, охлаждаясь и краснея.

Кара панически вскрикнула и отскочила к нему.

– Что это?

Шипение и бульканье продолжались. Если жидкость перетекла через такой барьер, на другой стороне наверняка лужа глубиной несколько футов.

– Не знаю. Но тебе придется уйти.

– Да! Давай вместе! – Девочка потянула его за плечи. Он оттолкнулся вместе с ней, игнорируя невыносимую боль в ноге. И продвинулся на четыре-пять дюймов, а потом снова застрял, еще прочнее. Жар начинал беспокоить сильнее, чем боль в раздавленной конечности. Мысли Роберта блуждали, перескакивая с одного ужаса на другой, он пытался сохранять самообладание.

Он перевел взгляд на рыдающую сестру.

– Кара, прости, что я заставил тебя плакать.

Она расплакалась еще отчаянней.

– Тебе придется убежать отсюда. Сейчас.

Она не ответила, но и плач прекратился. Она неуверенно посмотрела на него, отстранилась от пышущей жаром печи. Беги! Беги!

Но потом у нее вырвалось:

– Мне нехорошо.

И она рухнула неподалеку, но так, что он не мог дотянуться.

Роберт оглянулся на оползающую лаву. Она покрыла нижнюю часть шкафа. Еще дюйм-другой, и перельется на его сестренку. Он потянулся, схватил длинный осколок – керамический? Заклинил его в сияющем приливе.

Раздались новые взрывы, не очень громкие. Отсюда, снизу, казалось, что там кто-то готовит на плите, и пахло так, как при готовке. Он попытался вспомнить, как сюда попал. Кто-то сделал это с ним и Карой, и теперь они, конечно же, слушают.

– Пожалуйста, – произнес он в сияющем сумраке. – Пожалуйста, не надо с ней так. Она же еще маленькая девочка.

Ответа не было. Только жуткие звуки и боль. А потом случилась удивительнейшая вещь: в его поле зрения пронеслись буквы.

Аноним Роберт Гу: Где твоя маленькая девочка?

– Кто это? Она тут. Совсем рядом. Она без сознания. А я не могу ее отодвинуть .

Аноним Роберт Гу: Прости.

Он подождал, но ничего больше не увидел.

– Пожалуйста. Просто сообщите в полицию. Не дайте ей сгореть.

Но безмолвный наблюдатель исчез. Кара лежала неподвижно. Она что, не чувствует жара? Он изо всех сил напрягался, удерживая осколок.

Потом:

– Профессор Гу? Это вы?

Какой-то приставучий студентишка. Ох, сколько ж их было… Он не понимал, кто это, но рядом явно кто-то был, частично погруженный в лаву.

– Это я, сэр. Зульфи Шариф.

Знакомое имя. Тот увертливый бахвал. Но кожа его теперь не зеленая. Это ведь что-то значит, но что?

– Я пытался к вам дозвониться несколько часов, сэр. Ни разу еще так не вырубало. Боюсь… боюсь, меня заморочили по полной. Мне очень жаль.