Николас Димитров - Дилер реальности

— Более чем! — я даже важно нахмурился, чтобы показать глубину своего потрясения.

Игги довольно ухмыляется.

— Тогда пришла моя очередь задать тебе пару вопросов. Золтан, знаешь, как у нас поступают с теми, кто угрожает безопасности корпорации?

— Увольняют?

— А вот и нет. Их переводят в мой департамент. И поверь мне, это куда хуже, чем Хельхейм. Знаешь, что такое Хельхейм?

— Что-то из скандинавской мифологии? Ад?

— Не совсем, но довольно неприятное место, — кивает он.

Игги поднимается из-за стола, подойдя к клетке, снимает ворона со своего плеча и, отправив его к собрату, запирает решетчатую дверцу.

— Давай сменим тему, — предлагает он затем. — Золтан, что тебе снилось в последнее время?

— Я редко запоминаю сны. А почему вы спрашиваете?

— Это один из первых уроков, которые я вынес, когда начал заниматься безопасностью. Мы должны контролировать свое поведение и мысли каждую минуту — когда бодрствуем и когда спим. Особенно когда спим. Ведь если тебе что-то приснится, ты уже не можешь отснить это обратно. А то, что происходит с тобой в жизни, зачастую можно отменить. И в некоторых случаях после отмены тебе даже вернут деньги.

— Но разве сны можно контролировать? — удивляюсь я. — Ведь это, по определению, неподконтрольная территория…

— Конечно, можно! — он встряхивает своей седой гривой. — Существует множество методов контроля собственных сновидений. Есть среди них рациональные и мистические, сложные и простые. Соответственно, и степень контроля различна.

— А лично вы какими методами пользуетесь?

— Боюсь, тебе они пока не под силу. Но могу научить тебя одному приему, довольно эффективному. Думаю, тебе он пригодится в работе.

Что это за работа, которая требует управления снами?» — спрашиваю я себя, но лишь киваю в ответ, демонстрируя готовность слушать.

— Это одна из практик, служащих включению осознания внутри сна. Внутри сновидения нужно провести тест на реальность, например, привнести в него внешний объект, — начал Игги. — Это может быть что угодно — к примеру, наручные часы. Главное — очень четко представить себе этот предмет. К примеру, тебе снится, что ты идешь по морю на ладье викингов. Потом ты смотришь на свою руку и видишь на ней часы. Не любые, а именно свои, воссозданные в мельчайших деталях. Это твой якорь, с помощью которого ты напоминаешь себе: если я вообразил себе этот предмет, то могу вообразить любой другой предмет, человека или событие. Нам кажется, что мы не можем управлять своими снами, потому что мы просто не помним во сне о том, что у нас есть такая возможность.

— А что для вас служит таким якорем? Часы?

— Лучше подходит предмет, который имеет для тебя сильную эмоциональную привязку. У меня есть мои вороны — отличные проводники по сновидениям. Если хочешь, можешь тоже воспользоваться ими — но для начала тебе придется хорошенько запомнить, как они выглядят.

Я устремляю взгляд на клетку, чтобы рассмотреть птиц получше. Только такой странный человек, как Игги, мог влюбиться в этих остроклювых страшилищ. Если я и испытывал к воронам какие-то эмоции, то это было желание держаться от них подальше.

— Хугин — тот, что покрупнее, — продолжает обрабатывать меня Бьольверк. — Если во сне ты вообразишь его в деталях, то будешь лучше понимать, что происходит. А если с тобой будет Мунин — ты гарантированно запомнишь свой сон.

— А если представить себе обоих воронов?

— Для начала попробуй представить хотя бы одного, — усмехается Игги.

Я одергиваю себя: не стоит слишком ерничать с этим типом — он явно был высокого мнения о своих манипулятивных способностях. Пообещав Игги поразмыслить над «преподанным мне уроком», я покидаю этот странный кабинет.

Вернувшись в тот день домой после работы, я чувствовал себя раздраженным и сбитым с толку. События последних дней, прямо скажем, не способствовали ясному видению ситуации. Сначала вечеринка, выбившая меня из колеи. Затем секс-тесты, наезд со стороны Харона, Memnotech и, наконец, вороны с их сверлящими глазами и острыми клювами. И конечно, Игги — энигматичный, жесткий, пугающий. С человеком, который собственными руками вырвал свой глаз в обмен на информацию, даже если он и придумал эту жуткую байку, лучше не шутить.

И все же, почему глава департамента безопасности и ключевой акционер корпорации говорил со мной про сны? Или это был очередной психологический тест? И как религия и сны — связаны между собой в новом проекте корпорации? Чтобы ответить себе на этот вопрос, следует хорошо присмотреться к Игги, пока он присматривается ко мне.

Каждый день моей стажировки в Департаменте безопасности начинается одинаково — с получасового общения с Игги Бьольверком. Иногда мы встречаемся в его кабинете, иногда — в небольшом саду на крыше здания, предназначенном для отдыха сотрудников. После полнейшего игнора со стороны руководителя отдела кадров Давендраната Чопры, перепоручившего меня своей ассистентке, мы быстро сблизились с одноглазым шведом, и я чувствую себя чуть ли не его давним приятелем. Игги травит шпионские байки, секретность которых истекла за сроком давности, рассказывает о функциях департамента и о вызовах, с которыми приходится сталкиваться его сотрудникам.

Может, я и поддался притворному образу Игги, о котором меня предупреждал Марк. Однако мне все же кажется, что Игги относился к типу людей, которым нет нужды притворяться. Он именно такой, каким кажется, — жесткий, циничный и расчетливый. Его притягательность уравновешивается ощущением опасности, которую он источает, что заставляет окружающих постоянно держать дистанцию и не расслабляться ни на минуту. В завершение каждой встречи он выдает мне задание на день — чаще всего довольно неожиданное.

Началось с того, что во вторник мне было предложено выяснить, кто из сотрудников департамента ворует йогурты из холодильника. Сначала я решил, что Игги шутит, и что-то даже сострил в ответ. Однако тот просто уставился на меня своим единственным глазом, так что мне пришлось подняться и покинуть кабинет в неловком молчании. Пока я брел по коридору, представлял, как Игги ухмыляется, наблюдая за мной через свои вездесущие камеры.

Я вхожу в небольшую кухню-столовую за полчаса до ланча и начинаю «расследование» с изучения содержимого общего холодильника. Запихнуть в него мини-камеру было слишком очевидным. Да и явно не этого от меня ожидал Игги — одна камера уже висела под потолком, давая прекрасный обзор всей кухни. Минут пятнадцать я потратил на то, чтобы выпотрошить в раковину все найденные в холодильнике баночки и бутылочки с йогуртом, подписанные «Клэр», «Санчес» и даже «Мой!!! Не жрать!!!». Последний я употребил внутрь. После чего наливаю себе кружку кофе и устраиваюсь в углу поудобнее. Не буду отрицать удовольствие, которое я получил от наблюдения за офисными клерками, находившими свои выпотрошенные йогурты в помойном ведре. Они возмущались и даже обращались ко мне за сочувствием. Все, кроме одного — лохматого юнца. Он, не обнаружив ни одного йогурта в холодильнике, довольно равнодушно заглядывает в ведро, после чего сует в карман какой-то сэндвич (наверняка чужой) и удаляется. Я поднимаю глаза к камере наблюдения и показываю на удаляющегося юнца пальцем. Смайлик, который тут же приходит ко мне на телефон был таким же одноглазым, как и мой наставник. Один-ноль!