Николас Димитров - Дилер реальности

В зале для медитаций нас двое — я и Фо Ци. Он сидит напротив меня в позе лотоса, сложив руки под обширным животом. На платформе, сооруженной из пачек стодолларовых купюр.

— Здесь пятьдесят миллионов, — объясняет он таким тоном, словно речь идет о чем-то обыденном. — Дело в том, что в наше время деньги превратились в продукт воображения, они больше не материальны. Таким образом, я пытаюсь напомнить себе, что деньги — нечто реальное, осязаемое, а не просто компьютерные нули и единицы.

Фо Ци возвышается надо мной примерно на метр и, соответственно, на пятьдесят миллионов баксов. Я сижу на обыкновенной циновке стоимостью примерно долларов пятьдесят. Определенно из всей разношерстной компашки боссов «Транс-Реалити» Фо мне наиболее симпатичен, хоть я его почти не знаю. Будто я чувствую, что под толщей его жира скрывается доброе сердце, но тут речь о другом — о том умиротворении и чувстве спокойствия, которое от него исходит. Этот человек сумел достигнуть максимальных высот, затем почти все потерял, теперь вознесся снова. Такие уроки учат тому, что взлеты и падения — лишь часть большой игры, результат которой измеряется вовсе не деньгами. Похоже, он понимал это задолго до того, как был вынужден бежать из Китая. Истинный буддист — думаю я, а он, словно прочитав мои мысли, произносит:

— В буддизме самой большой ценностью является осознанность. К сожалению, из-за осознанности люди часто забывают о важности воображения. Даже сам Будда Гаутама говорил: «Все, что ты собой представляешь, соткано из твоих помыслов. И если действуешь с дурными помыслами, то несчастья следуют за тобою, словно тень». Ты занимался когда-нибудь развитием своего воображения, Золтан?

— Целенаправленно — нет.

— Хочешь попробовать?

Смиренно киваю. В отделе кадров со мной проводили секс-тесты. В отделе безопасности учили практике осознанных сновидений. Почему бы не позаниматься развитием воображения в отделе финансов?

— Если говорить о силе воображении в контексте буддизма, следует начать с того, что буддистская философия неверно понята европейцами, — начинает Фо Ци. — Проблема кроется в тонкостях перевода. Я имею в виду слово « дукха », которое обычно переводят как «страдание». «Все есть страдание» — в таком переводе первая из Благородных Истин буддизма звучит не слишком обнадеживающе, правда? Более корректный перевод этого слова — неудовлетворенность, беспокойство, томление ожиданием. Именно воображение помогает избежать всего этого, предоставляя возможность увидеть свою цель и путь, ведущий к ней.

Я ерзаю на циновке — ноги, сложенные в лотос, стали затекать. Фо Ци жестом показывает мне, что я могу расслабиться, и продолжает:

— Воображение условно можно разделить на два вида — вредное и полезное. Вредно оно, если наполняет твою жизнь иллюзиями. Полезно, когда помогает тебе создавать мир, приспособленный для твоего личного совершенствования.

— Создавать мир — в фигуральном смысле?

— Все что угодно можно понимать буквально или фигурально — суть вещей от этого не меняется. Мы каждый день заново создаем мир, когда открываем глаза, проснувшись. И также создаем миры, когда спим — куда более продуктивно, чем когда бодрствуем. Знаешь, что мешает воображению, Золтан?

— Ограниченность? — высказываю я догадку.

— Верно. Ограниченность нашей реальности. — Кажется, мой собеседник вполне удовлетворен ответом. — Все дело в том, что, пытаясь вообразить что-то новое, мы используем скудный набор устоявшихся представлений. Проще говоря, наше воображение лишь комбинирует пазлы опыта, и, хотя количество этих комбинаций бесконечно, мы не в силах вообразить нечто действительно новое. Во всем, что мы видим — в реальности или в фантазиях, — мы ищем знакомые нам черты.

Фо Ци кивает на несколько пергаментов в рамках, висящих на стене. Только теперь я замечаю: то, что я поначалу принял за начертанных тушью бабочек — это красиво оформленные тесты Роршаха.

— Когда ты смотришь на чернильное пятно или на облако над головой, ты невольно спрашиваешь себя: на что из того, что я уже видел, это похоже? Мы ищем узнаваемые образы во всем, поскольку среди неузнаваемого мы просто не можем функционировать. Такова природа нашего мышления.

— Да, так проще, — произношу я. — Эволюция научила нас так мгновенно отличать знакомое от опасного.

— Так, конечно, проще. Но также это ограничение, которое удерживает нас в узких рамках нашей реальности. К счастью, это препятствие преодолимо, — улыбается Фо. — Существует троичный путь, следуя которому ты сможешь значительно расширить возможности своего воображения.

Я пытаюсь понять, как вся эта теория соотносится с грудой кеша под его толстой задницей. Пытается ли Фо Ци дать мне какой-то ключ к успеху или просто морочит голову? Демонстрирую ему свою готовность слушать… и не зря. То, что за этим следует, буквально переворачивает мое мировоззрение.

— Итак, ловушка, в которую мы загоняем свое воображение, состоит в том, что в жизни мы опираемся на собственный опыт. И чтобы освободить силу воображения, мы должны отказаться от этого опыта в пользу предчувствия.

— Отказаться от опыта? Я всегда считал, что нет ничего ценнее его.

— Это непросто, но достижимо, стоит только поставить себе такую задачу, — заверяет меня мой собеседник. — Отказ от опыта придет к тебе с опытом.

— Звучит как парадокс… Как можно избавиться от опыта, набравшись опыта?

Фо Ци нагибается к столику, разделяющему нас, на котором стоит традиционный сервиз для чайной церемонии. Он берет чайник и льет в пиалу темно-зеленый чай, продолжая говорить.

— Полную чашку уже нельзя наполнить, верно?

— Да, потому что она уже и так полна. — Я слежу за чаем, который начинает переливаться через края пиалы.

Фо Ци берет стеклянный сосуд и льет в чашку чистую воду, делая чай все светлее.

— Точно так же я предлагаю тебе наполниться, чтобы освободиться от того, что тебя наполняет. Посмотри, горячий чай покидает пиалу, замещаясь холодной прозрачной водой. Так и твой предыдущий опыт заменяется новым.

Кажется, я начинаю что-то понимать.

— Но пиала ограничивает количество жидкости, верно?

— Да, мой дорогой друг. Вот они, ограничения нашего человеческого разума. Чтобы побороть эти ограничения, мы должны разрушить границы логики. Это второе правило.

Я вздрагиваю от резкого звука — Фо Ци разносит пиалу в куски ударом чугунного чайника, разбрызгав жидкость по всему столику. Он смотрит на меня с хитрой усмешкой.

— Упс. Кажется, разум не выдержал и разлетелся вдребезги! — пытаюсь пошутить я.