Роман Афанасьев - Проклятие Оркнейского Левиафана [СИ]

Отогнав от себя мысли о тщете сущего, Маккензи ускорил шаг и через пару минут нагнал процессию, остановившуюся у небольших зарослей туи, скрывавших фамильный склеп Макгрегоров. Каменное строение размером было не больше рабочего кабинета Томаса и потому у распахнутых дверей склепа поместились только четверо гробовщиков, несших на плечах черный лакированный гроб, да святой отец из аббатства с юным прислужником в черной рясе. Остальные, явившиеся почтить память профессора, остались у дороги.

Их было не так уж много — десятка полтора мужчин, с ног до головы закутанных в черные плащи, прячущихся под зонтами. Женщину Том заметил только одну — пожилую особу, закутанную в плащ, в черном чепце, отороченном черными же кружевами. Она опиралась на руку высокого и прямого как жердь старика с белоснежными растрепанными бакенбардами. Он не счел нужным открыть зонт или надеть шляпу — так и стоял с непокрытой головой под дождем, не отводя глубоко запавших глаз от черного гроба.

Томас осторожно подошел ближе, встал рядом с двумя молодыми парнями в одинаковых дешевых плащах — явно студентами профессора — и осторожно, стараясь не быть навязчивым, осмотрелся. Старой университетской гвардии почти не было — если не считать сэра Рональда Тумса с кафедры геометрии, что стоял в одиночестве, мрачно взирая на священников, которых недолюбливал за вечную вражду веры и технологии. Насколько Том помнил, Рональд всегда оставался противником Макгрегора, и в баталиях у меловой доски, и в шахматных сражениях. Удивительно, что именно он явился сюда отдать последнюю честь давнему сопернику.

Впрочем, Томас не слишком удивился отсутствию патриархов Университета, потерявших одного из своих самых уважаемых членов. Судя по тому, что в Колледже, куда прямо с утра заявился Том, о кончине профессора и не знали, старики просто еще не получили печального известия. И такая срочность похорон, прямо скажем — неподобающая, просто не позволила им вовремя прийти на церемонию.

Печальное известие в Колледж принес Томас, и его сообщение вызвало переполох. Сам Маккензи, в свою очередь, очень удивился тому, что о смерти одного из ведущих преподавателей знает он один. Это было очень… нелепо.

Журналисты, эти пронырливые бестии, разумеется, узнали о смерти профессора из первых рук — от полиции. Молодые писаки частенько следили за ночными патрульными, в надежде, что внезапная сенсация прославит их имя. Это понятно. Но почему полиция не сообщила в Университет? Почему родные и близкие профессора так поторопились с похоронами? Да и были ли у него близкие?

Томас скользнул взглядом по окружающим фигурам. Да, есть пара смутно знакомых лиц. Определенно, он видел их в Университете, но сейчас не мог припомнить даже на каком отделении. Надо бы перемолвиться с ними парой слов, предложить организовать вечер память Макгрегора в стенах самого Университета, раз уж с похоронами вышло так глупо.

Утвердившись на более менее сухой кочке, Томас выпрямил спину и застыл под зонтом как статуя, дожидаясь окончания погребальной церемонии. Она заняла не так уж много времени. Сначала служащие похоронной компании торжественно внесли гроб в семейный склеп Макгрегоров, потом пристроили его на заранее подготовленное место в каменной нише — рядом с последним местом упокоения отца профессора. Снаружи почти ничего не было видно, но никто особо и не стремился заглянуть в склеп. Полтора десятка людей неподвижно стояли под дождем, укрывшись под зонтами, молча наблюдая за упокоением последнего из Макгрегоров. И лишь старик с пожилой женщиной, застывшие у самого входа в склеп, мокли под холодными каплями. Их лица были мокры — слезы смешивались с дождем, но пожилая пара не обращала на это внимания.

Когда служащие похоронной компании, облаченные в черные костюмы, прошитые золотыми нитями, торжественно покинули склеп, святой отец, так же укрытый зонтом, что держал молодой служка, произнес небольшую речь о достойно прожитой Себастьяном Макгрегором жизни. Он явно не был знаком с покойным и использовал самые общие слова о доброте и великодушии. Закончил он ее краткой молитвой, после чего призвал собравшихся вернуться в церковь аббатства Клампхилл и заказать мессу за упокой души почившего профессора.

На этом церемония прощания и закончилась. Старший служитель из похоронной команды закрыл замок на дверях семейного склепа Макгрегоров и вернул ключ святому отцу. Тот сразу засуетился и направился к дороге, бодро шлепая по лужам. Младший служка бросился следом, воздевая зонт над головой седого священника, и тяжелая тишина похорон рухнула, рассыпавшись на куски.

Гости зашевелись, зашептались, обмениваясь впечатлениями и разом, не сговариваясь, двинулись обратно по дороге к аббатству. На этот раз провожающие уже не выглядели скорбящей толпой, единой в своем горе. Они разбились на маленькие компании по два — три человека, спешащих шепотом обсудить невероятно торопливые похороны, что, несомненно, станут предметом для пересудов в ближайшие месяца два.

Томас, оставшийся в одиночестве, неловко потоптался на месте, оглянулся на пожилую пару, что все еще стояла у дверей склепа, но потом, решившись, двинулся следом за остальными. Перепрыгивая через лужи, ученый ускорил шаг, пытаясь нагнать тех молодых ребят, что показались ему знакомыми. Но пока Маккензи обходил огромную лужу, не решившись перебраться через ее мутные воды напрямую, один из юнцов, в черном плаще и начищенном до блеска цилиндре, что‑то громко бросил своему приятелю и ускорил шаги.

Когда Маккензи, наконец, выбрался на сухую дорогу, почти все визитеры успели уйти довольно далеко. Кроме последнего, смутно знакомого человека, что едва передвигал ноги. Похоже, похороны совсем его подкосили — он тихо плелся по грязной дорожке, не обращая внимания на лужи под ногами, и даже чуть пошатывался на ходу. Его черные брюки были до колен покрыты брызгами красноватой грязи, что попали даже на полы дешевого кэбменского плаща, пропитанного каучуком. Молодому человеку было явно не по себе — правая рука, сжимавшая небольшой черный зонт, заметно дрожала, да так, что бамбуковые спицы то и дело касались кепи из бежевого твида, уже заметно намокшего. Левой рукой молодой человек терзал свой воротник, пытаясь освободиться от его удушающей хватки. Глядя на эти неловкие метания, Томас внезапно вспомнил, где он видел этого человека, и тут же припомнил и его имя.

— Роберт! — воскликнул Маккензи, — Роберт, подождите!

Молодой человек вздрогнул, как от удара. Он метнулся в сторону, ноги заплелись, и Роберт чуть не упал. Томас, очутившийся рядом, успел ухватить его за мокрый локоть и удержать.