Роман Афанасьев - Проклятие Оркнейского Левиафана [СИ]

— Кто вы? — воскликнул Роберт, пятясь от своего спасителя. — Кто?

Пораженный Маккензи выпустил рукав плаща и с удивлением взглянул в лицо своему случайному знакомому. Выглядел тот неважно. Белые, как мел, щеки были украшены пятнами лихорадочного румянца, нижняя губа тряслась. Маленькие глазки, напоминавшие поросячьи, бегали по сторонам, а лохматые брови взлетели к самому козырьку кепи. Роберт Хиллман, ассистент кафедры прикладной геометрии, был напуган. Едва ли не до смерти.

— Роберт, — мягко произнес Маккензи. — Это я, Томас. Аспирант с Механики.

— А, — вяло протянул Роберт, медленно расправляя плечи. — Да, да, Томас. Я помню. Простите, ради бога, простите, я не сразу вас узнал.

— Ничего, — отозвался Маккензи, делая пару шагов вперед. — Пойдемте?

— Да, надо идти, — отозвался Роберт и зашагал рядом с молодым ученым, безрассудно шлепая по лужам. — Надо поскорее идти!

— Куда? — удивился Томас, подстраиваясь под дерганые шаги ассистента.

— Прочь отсюда, — чуть ли не прорыдал Роберт. — Надо бежать. Бежать!

Маккензи немного помолчал, пытаясь настроиться на нужный лад. Похоже, похороны профессора заметно подкосили беднягу Роберта. Не повредился ли он в уме? При сильном горе такое возможно. Но вряд ли Хиллман был так уж близок с Макгрегором. Зато теперь ясно, почему его спутник сбежал, бросив расклеившегося Роберта в одиночестве.

— Все будет хорошо, Роберт, — твердо произнес Маккензи. — Мы все скорбим о профессоре. Внезапная кончина Макгрегора потрясла всех нас. Но жизнь не кончается, Роберт. У нас впереди много дел и…

— Это продолжается, — простонал Хиллман, вцепившись в рукав своего спутника. — Слышите, Томас, продолжается!

— Что продолжается? — опешил Маккензи.

— Все, — выдохнул Роберт. — Эти смерти… Теперь уже и Макгрегор!

— Какие смерти? — Томас тихо вздохнул, начиная жалеть, что нагнал Роберта.

— Джонсон, Хоггарт, Булман, — забубнил Роберт, придвигаясь ближе к своему спутнику, — Фергюссон, Флетчер… Теперь и Макгрегор! Они все мертвы.

— Разве? — флегматично осведомился Томас, подумывая о том, как бы потихоньку отделаться от неожиданно неприятного собеседника. — Постойте, вы сказали Хоггарт?

— Именно, — прошептал Роберт. — Они все работали с профессором.

— Но остальные, — медленно произнес Маккензи, пытаясь выудить из памяти нужные имена, — остальные, вроде бы с других кафедр?

— Все так, — признал Хиллман, — но год назад они вместе работали над каким‑то проектом. Собирались вечерами на факультете Геометрии, что‑то обсуждали, спорили. Засиживались за полночь. А я носил им чай.

— Чай? — поразился Томас. — Вы?

— Булман тогда руководил факультетом Прикладной Геометрии, а я был всего лишь аспирантом, — признался Хиллман. — Родерик попросил меня помочь, не хотел посвящать в свои дела персонал Университета. И я согласился.

— Чем же они там занимались? — поинтересовался Томас, — Геометрия, Механика, Химия, Алгебра и, кажется, Геология?

— Археология, — поправил немного успокоившийся Роберт, судорожно шаря в кармане свободной рукой. — Увы, понятия не имею. Они собирались раз в неделю, и никогда при мне не вели бесед. Я лишь приносил им чай и уходил. А потом проветривал аудиторию, стирал с доски, расставлял стулья…

— А что было на доске?

— Формулы, — Хиллман достал, наконец, из кармана огромный клетчатый платок и трубно высморкался. — Целые ряды формул, на мой взгляд, совершенно бессмысленных.

— Что ж, значит, они вели какие‑то исследования, — подвел итог Маккензи, едва заметно отодвигаясь от собеседника. — Такое часто бывает в наше время. Сложные задачи требуют применения всего комплекса знаний, которыми в настоящий момент…

— Первым умер Флетчер, — медленно произнес Роберт, не отводя взгляда от серой стены аббатства. — Сердечный приступ. Его нашли дома.

— Да, я помню что‑то такое, — признался Томас, — это было примерно год назад…

— Следующим был Джонсон, — продолжил Хиллман, не обращая внимания на слова собеседника. — Упал в реку с моста, когда возвращался домой. Через месяц у Фергюссона внезапно открылась язва, и он истек кровью. Говорят, она хлестала у него изо рта фонтаном.

— Подождите, — пробормотал Томас, невольно отодвигаясь еще дальше, — разве Фергюссон не уехал в Бри полгода назад?

— О, да, — с затаенным злорадством произнес Роберт. — Но это ему не помогло. Как и Хоггарту, переведенному в Университет Даркмура. Он, говорят, повесился у себя в кабинете, когда его диссертация о ископаемых членистоногих была отвергнута ученым советом.

— Так это был Хоггарт? — воскликнул Маккензи, — я слышал об этом случае, но не знал, что это был наш Хоггарт!

— Булман умер два месяца назад, — прошептал Хиллман, опуская взгляд к грязным ботинкам. — Болезнь. Он два месяца не вставал с кровати из‑за скачков давления. В конце концов, инсульт его убил.

— Это я прекрасно помню, — задумчиво отозвался Маккензи. — Я, правда, не пошел на похороны, потому что плохо знал Булмана, но помню, как в Колледже была траурная церемония.

— Теперь Макгрегор! — зло бросил Хиллман, вновь хватая молодого ученого за рукав. — Они все мертвы, все! Знаете, что это означает?

— Понятия не имею, — пробормотал Томас, пытаясь осторожно высвободить рукав из хватки спятившего ассистента Кафедры Геометрии.

— Я — следующий, — прошептал Хиллман. — Следующий!

— Ну, ну, Роберт, — ласковым голосом произнес Томас, — послушайте, не принимайте это близко к сердцу. Люди умирают, это так. А наши почтенные профессора были уже в том возрасте, когда здоровье…

— Это проклятье! — воскликнул Хиллман и, остановившись, рывком повернул Томаса к себе.

Роберт был ниже молодого ученого, и ему приходилось задирать голову, чтобы взглянуть в глаза Маккензи. Да, ниже, хрупкого сложения, и легче фунтов на двадцать. Но сейчас, глядя сверху вниз в широко распахнутые глаза Хиллмана, Томас вдруг понял, что не справиться с безумцем, если тот решит наброситься на него.

— Эти формулы, — забормотал Хиллман, сверкая глазами. — Они были необычными, о да. В них были такие знаки, что не встречаются в наших науках. Алхимия! Магия! Заклинания! Они вторглись в те области знания, что запретны смертным! Видит бог, это проклятье! Расплата за грехи! И я тоже запачкан, хотя всего лишь был рядом, когда они творили свои мерзости! Не остановил их! Думал лишь о месте ассистента кафедры, обещанное мне Булманом! Я грешен, тоже грешен, как и они, моя жадность, моя проклятая жадность…

— Тише, тише, — произнес Томас, — не надо кричать, нас могут услышать.

Хиллман захлопнул рот и с подозрением оглянулся по сторонам. На дороге было пусто — остальные участники процессии успели выйти с кладбища на улицу Клампхилл, а пожилая пара, что медленно двигалась мимо гробниц, была еще слишком далеко.