Лев Гурский - Корвус Коракс

– Верно! Верно! – Вилли Максович потер руки. – Бывший нарком недаром прятал птицу – это была страховка, я уверен. Случайно ли из всей сталинской кодлы он протянул дольше всех? Я на днях чинил проводку в Росархиве, после наводнения, и там выплыли несколько занятных бумажек. Они-то, собственно, и навели меня на мысль… Ладно, подробности потом. – Фишер перешел на деловитый тон. – У нас с тобой две неплохие зацепки – жетон, который ты нашел, и Пионерская дружина, точнее ее тайный босс. И раз ты теперь не дурак, то сам уже догадался: жетон, как и птица, тоже мог принадлежать бывшему наркому. Тебе интересно, что он еще хранил? Мне – очень. Учти, в последние годы он вряд ли далеко отходил от дома. Круг сужается. Не помнишь, какой офис пневмопочты ближе всего к Романову переулку?

– Вроде бы я видел вывеску на Воздвиженке.

– Тогда собирайся, нечего тянуть. Лишнего с собой не тащи – вдруг опять придется бегать. Бери деньги, еду и оружие… А, да, я все забываю, что ты у нас безоружный. Тогда только деньги, сколько есть, и пожрать. Ты котлету попробовал, как, ничего? Остальные три возьмем с собой и схаваем в метро, чтобы времени не терять. В наших условиях обеденный перерыв – роскошь. Я один раз даже на учебный прыжок захватил гречку с тушенкой, целую каску. Вермахтовскую, заметь, вместительную, штальхельм «эм-сорок два». Пока первую тысячу вниз летел, успел половину навернуть. Но потом надо было за кольцо дергать, отвлекся, упустил инициативу, а каска – бряк! На купол инструктора, Тихоныча нашего. А он знаешь какой зверь был? Тигр бенгальский. Потом все трое суток на «губе» каша эта недоеденная мне снилась…

Вилли Максович открыл дверь стенного шкафа и побросал туда наши вещи.

– Проветрился немного? – спросил он у ворона. – Не обижайся, твою клетку тоже спрячем в шкаф, и веди себя, пожалуйста, тихо. Я, правда, сказал, чтобы в номере не убирались, но горничные – народ любопытный, могут заглянуть. Желательно, чтобы на виду ничего не лежало, не сидело и не каркало… Иннокентий, котлеты уже упаковал? Дай ему одну: пускай и носитель почувствует себя человеком. Первая заповедь разведчика – будь в ответе за тех, кого приручил. Ты не поверишь, за каких чудищ нам иногда приходилось отдуваться…

Двухэтажный особняк на Воздвиженке был оформлен в фирменном стиле «Би-Лайма»: всего два цвета, третьего не дано. Сам фасад песочный, пилястры черные; стекла на окнах темные, густо-тонированные, а вдоль всего дома – узенький газончик с лимонными нарциссами. Для полноты картины не хватало разве что витража, на котором бы кислотно-желтая подлодка выныривала из самых глубин Черного моря. У дверей Фишер огляделся по сторонам и сказал:

– Дело простое, начинай без меня. Я пока прогуляюсь вокруг. Хочу проверить одну идею.

Дело, однако, с самого начала оказалось непростым. Когда я зашел, в тускло освещенном офисе находился лишь один человек – внушительного вида щекастый детинушка со значком «Артем Грибов, менеджер» на черно-желтом батнике. Сидя за столом в полукруге книжных полок, Артем Грибов доедал пиццу и лениво листал затрепанный комикс – по виду, один из первых выпусков «Никиты», с паутинкой оптического прицела на обложке. Рядом немолодой кенар в клетке чирикал на трети громкости какую-то полузабытую попсу типа «Ревунова-Караулова».

– Куда, куда? – замахал рукой детинушка. – Закрыто, технический перерыв!

Не успел я огорчиться, как под потолком что-то громко заухало и засвистело. Выяснилось, что в офисе есть еще одно живое существо: седой сыч, которого механическая штанга выпихнула из будки старинных ходиков на край жердочки.

– Зар-раза, – пробурчал менеджер, глянув на циферблат. – Вечно они спешат… Ни сна, ни отдыха. Так, давайте, чего у вас там? Возврат?

Он сунул в рот остаток пиццы и, продолжая жевать, взял у меня из рук жетон. Покрутился вместе с креслом вокруг своей оси, ловким обезьяньим жестом выхватил с полки нужный том, раскрыл на середине, сам себе кивнул, щелкнул жетоном об стол и сказал:

– Просрочен!

– То есть? – не понял я. – Что значит «просрочен»?

– Это значит, – с видимым удовольствием объяснил Грибов, – что время хранения вложения фактически закончилось. Формально там остается сорок восемь часов, но, согласно инструкции по работе с клиентами, общий срок возврата вложения по предъявлении жетона – пять календарных дней, а к концу этого времени ваш срок уже автоматически истечет. Это дает нам законное право заранее не оказывать услугу, а вложение отправить в мусор… Если, конечно, у вас не найдутся особые причины. Особые!

В слове «особые» даже самый глупый клиент уловил бы намек. Эх, где мое удостоверение инспектора ФИАП! С ним я всегда побеждал вымогателей. Этого, например, я бы запросто подловил на кенаре-носителе – он тут нелицензионный, по перышкам видно, – и обнулил бы идею взятки угрозой составления официального протокола об использовании контрафакта. Теперь, однако, выхода нет – придется заплатить наглецу.

– Есть у меня причины, целых две. – Я торопливо вытащил из кармана две последние тысячные бумажки и выложил на стол перед Грибовым.

– Сударь, вы охренели! – Менеджер бросил взгляд на мое подношение и состроил возмущенную мину. – За кого вы меня приняли? Чтобы я, лучший работник месяца, лауреат городского конкурса «Безопасная связь», нарушал должностную инструкцию?! – Детинушка пристукнул кулаком по столу. Клетка подпрыгнула, и контрафактный кенар, вообразив, что хозяин хочет добавить громкости, завопил: «Люди! Вечно! Что-то! Говорят! Но я не такой! Я не тако-о-о-ой!»

Щелчком по клетке менеджер утихомирил носителя и уже безо всякого надрыва прибавил:

– Невостребованных вложений у нас целая гора, замучаешься ее разбирать… Короче, двух причин мне мало. Меньше чем за пять я жопу от кресла не оторву.

Я пошарил по карманам – в надежде, что где-то случайно завалялась денежка. И, конечно, без толку. Даже если Фишер взял свой конверт с собой, едва ли мы сейчас наберем всю сумму.

– Может, пока хватит двух? – предложил я. – Завтра я представлю вам остальные три.

Детинушка сморщился, как будто я угостил его чем-то невкусным или протухшим.

– Никаких авансов! – строго сказал он. – Пока я согласен на пять, но ближе к закрытию понадобится семь. Если протянете до завтра, предъявляйте не меньше десяти. И я бы на вашем месте поспешил: вложение будет сактировано через двое суток. А захочу – так и раньше…

– Мне почему-то кажется, что вы поможете этому юноше, – раздался позади знакомый голос, и меня аккуратно отодвинули в сторону. – И услуга ваша будет беспричинной. Иначе…

Вилли Максович! Уже в который раз я поразился его умению возникать бесшумно, как ниндзя.