Нина Ненова - Контакты с утопленником

Я села в кресло и принялась ждать. Или я задремала? Не знаю.

— Ого, ты все же не ушла! — голос Алекса заставил меня вздрогнуть, главное, из-за его фальшивой приветливости. — Ты предпочитаешь встретиться с Утопленником живьем, а? Теперь, когда он поглотил и дух последнего потомка из рода Ридли, он, наверное, влечет тебя к себе со страшной силой. Неудержимо. Сейчас де факто он просто твой любимый!

Вместо дождевика на нем была надета полотняная куртка; брюки и туфли были те же самые. Он уронил сумку рядом с собой на пол, а в руках держал термос и две чашки. Наклонился, поставил все это на столик, при этом из-под манжет куртки мелькнула черная полоска от рукавов водолазного костюма. Тем временем он открыл термос и разлил кофе в чашки. Подал одну из них мне с вдохновляющей улыбкой и поспешил отпить из своей, дабы я убедилась, что он не отравлен. Я одним махом выпила свой, Алекс налил мне еще, я выпила и вторую порцию.

— Между прочим, — продолжил он, — по-моему, ваша встреча будет гораздо более полноценной, если мы прихватим с собой и ребенка, туда, на место вашей встречи. А ты как думаешь, какое у тебя предчувствие ? Более короткое расстояние будет иметь какое-нибудь значение?

— Будет, да. Большое значение… будет иметь.

Не следовало так торопиться с ответом. Он, правда, кажется, не уловил лжи — если сказанное мною действительно было ложью.

— Раз так, хорошо, — кивнул он сговорчиво. — Возьмем его с собой. Я знаю, где его прячет твоя тетя, это нам как раз по пути.

По пути? Может быть, после отъезда Клифа она посадила его в святилище… Я поднялась с кресла, и Алекс тут же поставил свою чашку с недопитым кофе на столик. Выключил с помощью дистанционного управления аудиоаппаратуру и лампы, которые до их пор освещали портрет Йоно; нажал еще на какую-то кнопку, и я услышала, как пурпурный занавес опускается вниз. Потом он взял с пола сумку.

Мы пошли.

Он не забыл открыть запертую на ключ уличную дверь до того, как вернулся в салон.

Мы удалялись молча от Дома с тремя лицами. «Давай, Эми, пошли! Вероятней всего, мы встретим его именно там.» И той ночью, которая ничем не отличалась от теперешней, но была совсем другой для нас, мы с Валом пошли дальше вместе. Пошли к одной из бесконечных тайн будущего — к той самой, к которой через семнадцать лет я вновь буду идти ночью по той же дороге. Потому что вероятней всего встречу его именно там. Его самого, последнего потомка рода Ридли…

Впервые бросив якорь в этом заливе, где два века назад не было пристани, капитан Ридли еще не был обычным земным человеком. У него был двойник — собрат, мужчина, сотворенный океаном, с которым он мог сливаться телом и душой. И тогда глубины принимали его к себе без сопротивления, и он вольно носился среди них. Тогда они были его истинным домом.

В тот день, однако, когда строительство дома было закончено, капитан покинул своего двойника-собрата, навсегда отделился от него там, у зыбкой кромки между волнами и берегом. Отправился по своей каменистой дороге к своему имению наверх, на высокое плато, наполовину окруженное высокими зубчатыми скалами.

А тот, другой, остался один. Ведь он был единственным человеческим существом среди необъятного океана. И он ужаснулся своему одиночеству, и разозлился от такой измены. Но у него была надежда. Надежда и сила — последовать за своим двойником, вернуть его назад, к глубинам. И к себе самому. Он ступил крепко на дно и шаг за шагом, впервые выпрямившись, пошел по направлению к суше…

Впереди забрезжило пятнышко света. Совсем робкое, сжатое в тонюсенький лучик, но все же достаточное, чтобы превратить неясную тень, за которой я сейчас следовала, просто в Александра Трависа. С маленьким фонариком в руке. Он направил его на секунду-другую в мою сторону, подождал меня, и когда я подошла ближе, свернул к деревьям по правую сторону аллеи. Мы прошли вглубь деревьев. Смяли доходящую до щиколоток прошлогоднюю листву. И, может быть, навязали свое присутствие множеству присутствующих здесь мертвецов.

— Кровная связь, да? — отозвался… один из них. — И ты — одно из ее звеньев.

Алекс опять остановился. На этот раз он дождался не просто, когда я приближусь к нему, но поравняюсь с ним. Он наклонил свое лицо к моему.

— Звено! — повторил он с ликующими нотками в голосе. — Потому что оказалось, что те четверо, Эми, были вашими дальними родственниками. Твоей тети, твоей матери, а значит и твоими! Субъективными факторами…

— Людьми, — оборвала я его. — Людьми, Алекс. Человеками.

Я попыталась пойти дальше, но он преградил мне дорогу.

— Медиумами. По сути дела, ими вы являетесь для меня. И делают вас таковыми испарения болотной грязи… О, да, да! — восклицание его прозвучало, как крик в этом безветренном, каком-то скорбном лесу. — Я догадался о твоих способностях гораздо раньше, чем ты сама. По многим признакам, по тем изменениям, которые происходят здесь после твоего приезда. Но только вчера все в отношении тебя мне стало окончательно ясно!

— Окончательно? — Я покачала головой.

— Ну, насколько это вообще поддается пониманию нормального человека. А остальное… я надеюсь узнать от тебя. Чтобы ты мне это показала. Там!

Он нетерпеливым жестом подтолкнул меня вперед и плотно, след в след, пошел за мной, прерывисто дыша мне в шею. Я сделала безуспешную попытку пойти быстрей, чтобы оторваться от него хотя бы немного. Теперь, когда не я, а он следовал за мной, даже вновь установившееся молчание как бы приобретало значительно более тесные, ограничительные рамки недосказанности.

Мы шли так довольно долго, сопровождаемые непрестанным шуршанием листвы, потрескиванием сухих веток под ногами и моего, усилившегося от быстрой ходьбы, кашля. Надо сказать, что и маршрут наш сейчас отличался от того, по которому вел меня тогда Вал. Нынешний довольно сильно петлял; но таким образом мы, выйдя из леса, избегали необходимости продираться сквозь самые густые заросли кустарника. Тропинка, которую протопал когда-то Вал, наверное, давно уже не существовала нигде, кроме как в наших общих воспоминаниях, где мы вдвоем всегда будем идти только по ней. И где он всегда будет продолжать рассказывать мне только эту легенду…

Но когда Йоно впервые вышел из океана, он, конечно, еще не был утопленником.

Его утопила суша.

Утопила в своем тленном прахе, в прахе миллиардов мертвых земных существ: растений, животных, людей — наслаивающемся непрерывно в течение тысячелетий… И при каждом его падении, опять же она, эта смертоносная суша, разъедала его лицо и тело своей негибкой каменистой твердью, пила жадно его кровь. Душила его своим воздухом, в котором копила дыхание людей, людей, людей, земных и ожидающих того момента, когда они тоже превратятся в прах. Но он вновь поднимался и делал свой очередной шаг — Тот, Кто приходит. А его глаза из-под мертвецки полопавшихся век продолжали смотреть без обреченности, прямо вперед. И в их взгляде уже не было ни ужаса одиночества, ни зла от измены. Через эти глаза сейчас смотрел его дух, дух мужчины, дерзко восставшего против необъятной суши.