Пальмира Керлис - Бесконечно белое [litres]

Я спрыгнула вниз и решительно направилась к центру, петляя по уютным улочкам и переулкам. В ряду кованых солнышек на ограде кладбища по-прежнему не хватало одного, того самого, которое сейчас активно нервировало кроликов. У массивного склепа, взявшись за руки, стояла кучка подростков с напряженными лицами. На физиономии смуглого патлатого главаря отпечаталась крайняя степень энтузиазма. Судя по долетающим обрывкам фраз, фан-клуб пытался «силой коллективного разума» переместить Кису назад. Логично, фанатеть лучше в комфортной обстановке. И с непокусанными задницами. Шикарную подставу устроила им новенькая девочка-тьма. Пожалуй, она начинает мне нравиться. Тот еще тролль!

На площади было непривычно пусто. Ни души… Энергетические отпечатки маячили поблизости, но сюда никто не забредал. Так-так. Я с любопытством огляделась. Та же мостовая, тот же невзрачный помост, та же ратуша. Ё-моё, часы… Они идут! Рядом взметнулись искры, запахло гарью. Пламя взвилось стеной, огромной, обжигающей. Оно ревело, клубами лопалось в небе, хрустело помостом. Бросило в жар, норовя расплавить изнутри. Минута – и огонь погас, испустив тонкую струйку дыма, да и та мгновенно рассеялась. Будто и не было ничего. Загадка, вот ты какая… Испанский город шестнадцатого века, костер на площади, погибшая девочка с необычными способностями. Без вариантов.

Замереть, прислушаться к шуршанию воображаемых страниц. Последняя – смятая, обгоревшая, такая горячая. Долго не удержать. Впусти! Она открылась охотно. Распахнулась как ждущая прочтения книга, окунув с головой в самое начало. Исабель, неполных семнадцать лет. Звонкий смех, ямочки на щечках. Она умела радоваться, всегда находила чему, и грустила лишь иногда, тайком, думая о маме. Но это была светлая грусть, потому что Исабель маму не помнила. Совсем. Зато отец единственную дочку любил и баловал. «Очень сильно баловал» – ворчала иногда кормилица, которая ее вырастила. Вырастила и осталась с ними жить, помогая по хозяйству и присматривая «за чикитой». Руки кормилицы постоянно работали, а язык болтал, рассказывал разные истории. Исабель одну особенно любила, про своего отца. Это была очень романтичная история. Давным-давно молодой иностранец прибыл в Испанию с родным посольством. Потом – предательство своих, нож в бок, любовь с дочкой спасших его людей. Выздоровев, женился и остался. Говорил, что не жалел, и Исабель видела – правда. У них была стекольная мастерская, лучшая в городе, уютный дом, пусть и у самой стены, насквозь пропахшей копотью. Когда кормилица неожиданно ушла, Исабель долго плакала. И появилась она – Марта. Отец сам не понимал, почему взял ее – никому не известную сиротку из далекой деревни, ровесницу дочери. Исабель знала ответ – новая служанка тоже умела видеть больше, чем другие. Влиять, располагать. Светилась ярко и странно. Исабель раньше подобных себе не встречала, испугалась вначале сильно. Но Марта на Исабель смотрела еще испуганней, чем та на нее, старалась по дому так, что выходных не брала и иной раз спать не ложилась. Постепенно Исабель привыкла. И началось… Разговоры обо всем на свете, секреты шепотом. Будто обрела сестру, которой никогда не было. Двойная порция улыбок, теплые объятия. Долгожданный привкус счастья.

Марта день ото дня сияла все сильнее, почти искрила. Неправильно искрила, опасно. Исабель терпела, но потом начала беспокоиться. Марта могла задуматься так глубоко, что не сразу растормошишь, а порой смотрела сквозь Исабель, словно не узнавала. Рисовала какой-то знак постоянно – угольком на клочке бумаги, пальцем на ладони. Мгновенно сминала, стирала, прятала, только заглянешь ей через плечо. Марта тоже за Исабель переживала, говорила – осторожнее. Видишь, что лгут – молчи, и вообще не выдавай то, чего знать не должна. Но как молчать, если под носом что-то несправедливое творится? Молочник вдову мясника обсчитывал, а теперь все честно. У соседки котенок потерялся, Солнышко. Весь день искали-искали, не нашли. А Исабель сразу приметила слабое мерцание на кладбище, за старым могильным камнем. Забился в дыру и застрял, бедняжка, от страха лишь шипел и царапался. Успокаивала его целый вечер и вытаскивала оттуда, а Марта стояла рядом и твердила – глупо открываться, пожалеешь. Соседи злые, в глаза улыбаются, а за спиной шепчутся. Не ровен час, дойдет до недобрых ушей. Неправда это! Соседка вон как благодарила и хвалила, а Марта просто трусиха. Такая трусиха, что даже в чудесные миры с ней не ходила – боялась сильно. Но им и без того было хорошо.

Вчера они впервые поругались всерьез. Марта кулон носила под платьем, не показывала. Наверное, он ей был очень дорог. А тут цепочка порвалась и кулон упал на пол. Исабель с любопытством наклонилась, чтобы рассмотреть, Марта поспешно ногой наступила и… раздавила. Потом кричала на Исабель, плакала. Исабель обиделась и накричала в ответ. Плохо, когда секреты между подругами.

Тем утром они все еще не разговаривали. Исабель уже простила, злополучный кулон тайком отцу починить отдала, солгав, что ее вещица. Но извинений ждала из упрямства. Ковыряла кашу в тарелке и искоса поглядывала на Марту. А после пришли они. Люди, пылавшие ненавистью. Алые отсветы беды, залп выплюнутых обвинений. Это она-то ведьма?! И какая разница, откуда ее отец?.. Эхо ужасных слов в голове, грубые руки. Марта кинулась к ней, на хорошеньком личике тут же отпечатался след чьей-то пощечины. От испуга или злости – Исабель не успела понять, но что-то вырвалось, вязкое, темное, холодное. Прямо на непрошеных гостей. Их тотчас погасило, задуло, словно ряд поставленных под ветер свечей. Все на кухне упали замертво, все, кроме Марты. Как так?! Колотила дрожь, перед глазами – пелена. Что она сотворила сейчас?.. Марта схватила ее под локоть, потащила вон из дома, к черному ходу. Там их ждали. Шумная толпа, сочащийся отовсюду гнев. Исабель попыталась еще раз так же, снова. Не успела. Рассеченная камнем щека, влажный след на ладони. Клок вырванных волос – в руках той самой соседки. За что?! Кто-то закричал, уже не ругательства, хлынул страх, липко расползаясь кругом. Это не она… Это Марта сделала?! Звон выбитых стекол, тупая боль в затылке. Мир поглотила пустота – странная, глухая.

Сквозь кошмарный сон колыхались перекошенные лица, сливались в пестрое месиво. Оно напирало, дышало, гудело в тысячу глоток, сочилось ненавистью, злобой и страхом. Не шелохнуться… В столбе то ли гвоздь, то ли сучок, впивается больно в спину, прогоняя блаженное забытье. Это неправда. Не может быть правдой, это не с ней, не с Исабель. Но даже сны не бывают такими страшными. Под ногами вязанки хвороста, Марта рядом, совсем близко. Повисла на цепях и совсем не светится. Счастливая… Высоко над головами в небесной сини летнего утра крутится, отблескивая солнцем, флюгер ратуши… Под ногами затрещал хворост, запахло гарью, толпа прихлынула с жадным любопытством. Нет! Исабель зажмурилась и сделала шаг – прочь, далеко. Туда, где ничего этого не было – в мир вечно спокойной ночи, ровной зеркальной глади озера и сказочной луны во все небо. Она светила и теперь, но не так ярко, как прежде, и меркла, меркла, меркла…