Пальмира Керлис - След сна. Книга 2 [litres]

– Ее нельзя одну оставлять! Начинает ходить унылая, больно смотреть. Возвращайтесь поскорее из… – в трубке выжидательно замолчали.

– Из Швейцарии… – подсказал я.

– Вот я и говорю. Возвращайтесь скорее из Шве… Откуда?! Ой-й… Сейчас все деньги сожрет… А я-то думала, номер странный какой. До свидания!

Я повертел в руках замолкший телефон. Анита писала ночью, что Лера очнулась. Открыл ее недавнее сообщение с пожеланием удачи. В общем-то, повезло. Дважды. И день пока не закончился. Возвращаться поскорее… Нет, конечно, никакие зомби ей не страшны. Еще и не таких гоняет. Губы поджимает, стараясь не улыбнуться. Пахнет кофе в любое время суток. Возражения выдает прицельно в лоб, попробуй не проникнись. Танцует, словно ничего вокруг не существует. Смывается на балконы, да там зависает с растерянным видом. Растерянный вид ей не идет. Совсем.

В телефоне было еще одно сообщение. От Ланса. «Приходи, когда освободишься». Можно считать, что освободился.

Прогулялся от набережной пешком. Узкий трехэтажный каменный дом, втиснутый между аптекой и сувенирной лавкой, казалось, не менялся все двадцать с лишним лет. Те же деревянные почтовые ящики, та же мощеная дорожка к лестнице, оплетенные бог весть какой растительностью перила. Тот же разросшийся, будто пытающийся удрать из горшка цветок в окне под старой крышей. Видимость обманчива, дом простоит здесь дольше, чем многие другие. Звонок в дверь выманил на порог хозяина в накинутом поверх домашнего халата пальто. Прищуренные глаза уставились свирепо, нахмуренный лоб рассекла глубокая складка.

– Освободился… – Ланс вышел на крыльцо, захлопнув за спиной дверь. Порыв ветра взъерошил его седые волосы, гулко качнул перила. – Дурь выветрилась или организовать помощь специалиста? Чтобы не требовалась больше компания членов правления для преодоления кризиса среднего возраста. Кстати, рановато он начался!

– Если ты про собрание, которое пропустил, то его перенесут на следующий день.

– Идиот упертый, – прошипел главный и уважаемый психолог Совета, о чьей сдержанности легенды слагали. – Пороть надо было в детстве!

Что-то новое… Не припоминаю за ним подобного тона. Как и яростного взгляда сквозь толстые стекла очков.

– Это не педагогично. Ты сам утверждал.

– Ой, плевать мне, что там педагогично, и что я утверждал, – рявкнул он. – Что я в правильном воспитании понимаю-то? Исследования, рекомендации, годы практики. А толку?! Когда со своими детьми выходит такая хренотень!

Хм…

– Да-да, я в курсе твоего мнения, – Ланс скривился. – Эксперимент ты мой необыкновенно успешный! Только, между прочим, в двенадцать с тобой все было уже нормально, в тринадцать – отлично, а в четырнадцать – замечательно, и изучать совершенно нечего. В то время как дорогая сестрица удачно вышла замуж и вполне могла тебя забрать. Но в твою светлую голову это, конечно, не приходило. Не дела же запутанные безнадежные расследовать! Считаешь, и сейчас прав с этим, чтоб его, уходом?

– Считаю, что не стоит менять собственные решения.

– Пра-а-авда? Кое-кто бубнил, что ненавидит психологов, а женился на ком?…

– При чем тут…

– При том! Все при том! Слушай сюда. Для чего тебя фактически с того света вытаскивали и мозги на место вправляли? Чтобы теперь наблюдать череду бредовых решений?! Хочешь, скажу как есть? За-дол-бал! Так и знай…

Какой-то прохожий, сконфуженно оглянувшись, припустил дальше по улице. Ланс развернулся к двери, рывком отворил и перешагнул залитый светом порог.

– Входи давай, – бросил сердито.

– Бить будешь? – вкрадчиво осведомился я.

– Боюсь, поздновато уже, – он исчез в прихожей, оставив дверь приоткрытой.

Ветер зашелестел ветками, откинулась и захлопала крышка почтового ящика. М-да. Кажется, в последний и единственный раз Ланс на меня наорал в мои пятнадцать, когда я его мелкой пациентке сказал, что Санта-Клауса не существует. И то не так громко было.

Постояв немного на крыльце, я закрыл почтовый ящик и вошел. Свет Ланс по неистребимой привычке за собой выключил, прихожая тонула в полумраке старого дома. На ощупь повесил на крючок пальто поверх другого, не хозяйского. Интересно… В арке, у лестницы, колыхались нити деревянных бус, за ними мягко светился торшер маленькой гостиной. Внутри: пахучая рождественская елка до потолка, раритетный плюшевый диван экстремальной степени продавленности и Леон Дорман у занавешенного длинной шторой окна. Еще интереснее. И объясняет вопли на улице. Не при гостях же.

– Ну, здравствуй, – сказал он тем тоном, которым обычно говорят менее цензурные слова.

Выглядел на все свои шестьдесят, даже с лихвой. Глубокие морщины, поредевшие волосы, грузная фигура. Сдал, и сильно. С прошлым годом не сравнить. Поправив традиционно клетчатый пиджак, бывший глава Совета отвернулся к окну. Так себе там был пейзаж, через задернутую плотную штору. Нарисовался Ланс, кругло-уютный, и с радушной улыбкой до ушей.

– Сделаю пока чай, – оповестил как ни в чем не бывало и испарился.

Зная его, чай он может делать очень долго. Практически бесконечно.

– Ну, здравствуйте, – отозвался я, обойдя разделявший нас диван. – Фьорды Исландии наскучили?

Дорман усмехнулся, но промолчал. Ничего, это ненадолго.

– В ваше чудесное возвращение давно никто не верил.

– Нет никакого возвращения, лишь необходимость уладить пару формальностей.

– Отчего бы не вернуться? Старательно ведь все следы замели.

Взгляд от окна прилетел на редкость взбешенный.

– Докопался все-таки. И что, легче стало? В любом случае – не твое дело!

– Да? А согласно уверениям Эдвина Алена, маразмом вас не крыло. Ошибся, видимо, по поводу счастливого исхода.

– А он мне нужен был, исход этот? – процедил Дорман. – Седьмой десяток без единого обещанного симптома?… Думаешь, я не жалел, не спрашивал хрен знает кого там наверху, почему не у нее обошлось, а у меня?! Поменяться не дали! Мать ее быстро свинтила, едва дошло, во что вляпалась. Не то получила, о чем мечтала. Рассчитывала удачно устроиться, а тут… Вдобавок ко мне еще и ребенок с тем же редким генетическим заболеванием, и неизвестно, в какой момент – все. До тридцати максимум доживают, и счастье, когда в своем уме. Хоть тут Елене повезло.

– И вы говорите об этом спустя год. Исключительно потому, что наружу вылезло.

– А на кой тебе оно? Ее нет. Никто в этом не виноват. Нет же, надо все рыть и вытаскивать. Чертова твоя мнительность!

Конечно, мнительность. С самого начала чувствовал – что-то здесь не так. Он хорошо скрывал. Никто бы вовек не докопался. У меня случайно вышло, и то благодаря тому, что знал много личного. Дорман это понимал, поэтому против нашего с Еленой брака был. А после советовал ей от членов правления подальше держаться. Выясни кто-то, что наш глава потенциально не в себе, прощай руководящий пост.