Денис Кащеев - Шаг за порог

— Да не помню я! — скривился Олег. — И вообще: при чем тут Инна?!

— Что за кино? — осведомилась Руденко, «разоблачение сеанса черной магии» пропустившая.

— Никакого кинá! — отрезал Светлов. — Хватит уже!

— Я тебе потом расскажу, — пообещала Ане Зварыч.

— Ладно, в самом деле: проехали! — немного запоздало пришел на выручку Олегу Стас. — Давайте лучше обсудим, что делать с бывшими союзниками.

— А что по этому поводу говорит Кодекс? — спросила Аня.

Кодексом они называли между собой многостраничный Меморандум об учреждении Альянса, подробно регламентировавший каждую мелочь совместного проживания в Виктории выходцев с разных «Ковчегов».

— Тут слово нашему юристу, — кивнул Мамай Светлову.

— Лучше, конечно, проверить по тексту, но, насколько я помню, ситуация с заговором там прямо не прописана, — сообщил Олег, радуясь возможности сменить тему разговора на ту, в которой он ощущал себя увереннее собеседников. — Но думаю, можно подвести нашу ситуацию под более общий состав: грубое нарушение правил общежития…

— Состав? — не поняла Зварыч. — Что еще за состав?

— Состав преступления. Термин такой. Совокупность объективных и субъективных… А, не важно! — сам себя одернул Светлов, сообразив, что момент для лекции по теории уголовного права не самый подходящий. — Если по-простому и коротко: согласно Кодексу, виновные подлежат изгнанию из форта.

— Все? — немедленно уточнила Аня.

— Виновные, — повторил Олег. — То есть в нашем случае те, кто задумал заговор и собирался его осуществить.

— А также те, кто знал об этом и не попытался воспрепятствовать, — не преминул добавить от себя Стас.

— Вот тут я не уверен, — с сомнением покачал головой Светлов. — С юридической точки зрения…

— Как с юридической — мы уже поняли, спасибо, — хлопнув по спине, перебил его Мамай. — Но с точки зрения практической, гнать — так уж всех. Иначе завтра получим новый заговор — уже из числа тех, кто раньше колебался.

— Даже тех, кто, может быть, вообще о заговоре был ни сном ни духом — гнать? — снова уточнила Аня.

— А как ты их отсортируешь? — развел руками Стас.

— Отсортировать как раз — вообще не проблема, — заметила Руденко. — У нас же теперь свой ходячий миелофон имеется. Напустим на них Чужую — пусть разбирается. Кто — закоренелый враг, кто — ни то ни се, а кто, может, и сам в шоке от коварства соплеменников или просто готов отречься от них за миску цветной «ковчеговской» кашки.

— Ну, последние нам тут на фиг не сдались, — оскалился Мамай. — А вообще, отличная идея! Как только я сам не сообразил! Юрист, а ты что скажешь? — толкнул он локтем Олега. — Чужая как детектор лжи — залог идеального правосудия, нет?

— Не слишком ли много оказывается завязано на Чужую? — неуверенно покачал головой Светлов.

— Вот так и переворачивается мир! — хмыкнула Аня. — Я (я!) ратую за сотрудничество с Чужой, а Олег сомневается! Что-то будет дальше? — картинно всплеснула руками Руденко.

— Монструозина тут его сегодня здорово подставила, — усмехнулась Зварыч. — Вот Светлов и затаил обиду!

— При чем тут это?! — вспыхнул Олег. — Просто странная она какая-то последнее время. — Словно… — он запнулся, подбирая нужные слова. — Словно сама себе хозяйка!

— Ну так урезонь ее, — пожал плечами Стас. — Поставь в эту… как ее?.. позу полной покорности и объясни доходчиво, что к чему! Хотя, как по мне, так лучше уж эта ее нынешняя непосредственность, чем как раньше было: «Да, Всемогущий!», «Слушаюсь, Всемогущий!», — довольно похоже изобразил он высокий Дилин голос. Зварыч прыснула. — Верность не словами доказывается — делами, — продолжил Мамай, — а здесь лично у меня к Чужой вопросов нет: с немчурой она все четко провернула, а теперь и союзничкам спуску не дала. Если бы не Чужая, сидеть взаперти нам, а не им! Скажешь, не так?

— Так, — вынужден был признать Светлов.

Что-то тут все-таки было неладно, но мысли о Чужой путались в его голове с мыслями о нежданно воскресшей Инне, те, в свою очередь, натыкались на мысли о Гале, а тут еще и судьбу заговорщиков нужно как-то решать… Остановиться бы и подумать как следует, но закусивший удила Стас брать паузу явно не собирался.

— А раз так, засунь куда подальше свои обиды на Чужую — и за дело! — заявил Мамай. — С утра начнем сортировать пленных на тех, кому положен пинок под зад, и тех, кого можно, не опасаясь последствий, оставить в форте…

— На развод, — подсказала ему Зварыч.

— А хотя бы и так! — от души рубанул ребром ладони по столешнице Стас. — Хорошо бы к приходу китайцев управиться, — это уже снова предназначалось Олегу.

— Да что там управляться… — пробормотал Светлов. — Максимум на час работы… А вот как станем с китайцами объясняться?..

— Расскажем всю правду, — пожал плечами Мамай. — А потом… А потом тоже пропустим через Чужую! — выпалил он, осененный новой идеей. — Кто правде поверил — добро пожаловать! Кто себе на уме — скатертью дорожка!

— Жестко, — кивнула Зварыч. — Но так с ними и нужно — я «за»!

— Типа, qui non est nobiscum, adversus nos est? — не слишком весело усмехнулся Светлов.

— Слышь, юрист, ты только не выпендривайся, да? — как бы полушутя осадил его Стас.

— Говорю: кто не с нами — тот против нас, — перевел Олег пословицу, заученную на курсе латыни. Удобная штука — звучит солидно и сама выскакивает к месту…

— А тут только так и может быть, — убежденно заявил Мамай. — Иначе затопчут.

Планета Новая Земля, форт Виктория, первый день за Порогом

Лежа лицом вниз на узкой койке, видеть, как открывается зеркальная дверь бокса, Настя не могла, но, почувствовав движение воздуха, подняла голову и обернулась: на пороге ее камеры стоял Тимур. Подлечиться он, похоже, так и не удосужился: щеку Тагаева украшала подсохшая ссадина, под глазом расплылась синева гематомы, правая кисть, по которой пришелся первый Настин удар, выглядела припухшей и покрасневшей.

Первым порывом девушки было вскочить на ноги и броситься на шею гостю, Настя даже успела дернуться — и увидела, как тот отпрянул. Не сильно, едва заметно, но качнулся назад. Он ее боялся! Ее, Настю! Что ж, глупо было бы отрицать: все основания для этого у Тимура имелись.

Не завершив движения, Настя рухнула обратно на койку. Телом. Духом — в бездонную пропасть, возврата из которой нет и уже не будет. Там, наверху, она теперь чужая. Чужая людям. Чужая Тимуру. Чужая себе прежней, той, чьи воспоминания еще жили в ней. Воспоминания и чувства.

Тем временем, взяв себя в руки, Тагаев сделал неуверенный шаг вперед, замер на секунду, а затем резко, словно в прорубь ледяную нырнул, присел на край ее ложа. Должно быть, он сейчас чувствовал себя укротителем, сующим голову в разверзнутую пасть дикому зверю. Зверю, который накануне едва не растерзал его за кулисами. И, тем не менее, они оба снова на арене. Шоу должно продолжаться? Да катись оно!..