Михаил Фиреон - Детектив Марк Вентура

— Ну отец! — воскликнул, застонал принц. От былой его гордости и самоуверенности не осталось и тени. Теперь он был больше всего похож на растерянного школяра, у которого отобрали и сломали об колено его модную трость, которую ему подарил на именины отец.

— Либо сам, либо тебя вынесут с позором под локти, и на глазах у всех дадут пинка под зад коленом — погрозил ему пальцем, когда принц было попытался снова шагнуть к нему, Герцог.

Принц Ральф зашипел. Развернулся и, размахивая руками, обиженно грохоча доспехами, вышел из кабинета. Выходя, он с силой ударил кулаком в стенную панель с такой силой, казалось, затрясся весь дворец и хлопнул дверью, отчего она чуть не слетела с петель, чем заставил вздрогнуть сидевших снаружи в канцелярии секретарей, которые были уверены, что в кабинете Вильмонта Булле, кроме самого Герцога никого нет. Сам же Герцог остался очень доволен сценой.

Совсем стемнело. Вопреки запрету инспектора Тралле, детектив подсел к столу под навесом полевой кухни и, предъявив свою лейтенантскую регалию, попросил полагающееся ему по службе вино. Развязно уселся с кружкой в руке верхом на скамейку, как это было модно делать тут, на севере, прислушался к усталым разговорам полицейских, что сыпля незнакомыми именами, обсуждали политику, что сегодня случилось в холмах, к северу от Гирты и какие это может иметь последствия.

Сделал глоток. Вино было дрянным, явно отдавало вареньем из черноплодной рябины, которое разбавляли самогонным спиртом. От напитка почти сразу заломило в виске.

— Как вам служба в полиции Гирты? Жалоб нет? — подошел к столу, подсел рядом на скамейку уже знакомый капитан Кноцци, с веселой насмешкой уставился на детектива, что он будет говорить в ответ. Тут же подошел еще какой-то незнакомый полицейский, тоже с кружкой. Встал рядом, скорчил гримасу как на улице, посмотрел на детектива с такой свирепой и внимательной, почти что звериной ненавистью, что тому стало не по себе. Он был уже изрядно пьян. Но не в том состоянии, когда говорят «навеселе», а совсем в противоположном настроении. Свет газовой лампы играл на темных бороздах капитанской подвески.

— А вы с бароном Гонзолле случайно не знакомы? С тем, который Модест — не дождавшись никакой реакции от детектива, завел беседу капитан Кноцци, тоже рассевшись рядом поперек скамьи, оперся локтем о стол и внимательно уставился на Вертуру как на арестанта в комнате пыток — они с сэром Борисом Дорсом, племянником нашего владыки, недавно гостили у вас в Мильде. Рассказывали лично вас, принца-изгнанника видели.

— Да — поняв, что отмолчаться не выйдет, мрачно ответил детектив — было дело…

— А здесь в Гирте, уже встречались с ними?

— Нет.

— А что Гонзолле, в Мильде тоже рассказывал, сколько человек он убил и сколько раз женился? А сколько его тут колотили не говорил? — оперся обеими руками, крикнул через стол, поделился веселой сплетней какой-то полицейский — он тут и вашей Гарро предложение на спор делал. А как протрезвел, сказал, ну ее к черту, до сих пор должен денег!

— Вызовите его на дуэль! — хохотнул, подхватил пьяный капитан — на фестивале, на оглоблях! А мы на вас, как на своего, будем ставки делать!

— А кто это тут, на днях, рассказывал — услышав, что обсуждают известную личность, присоединился к разговору, обведя собравшихся многозначительным тяжелым взглядом и остановив его на детективе, спросил сидящий в дальнем конце стола рыцарь — про то, как они с Борисом по пьяни грозились похитить леди Веронику? Вы?

Вертура опустил глаза, у него похолодело сердце. Он отчетливо помнил, как Борис Дорс, большой, бородатый, мрачный человек с перекошенным как будто бы от ненависти, но все же каким-то печальным лицом и огромными темными ручищами чернорабочего, не замечая никого и ничего вокруг, разглагольствовал на весь квартал о всяких молодецких глупостях, шагая с откупоренной бутылкой по цветущим, залитым радостным весенним солнцем улицам Мильды. Как все задыхались не в силах угнаться за его стремительной, экспрессивной походкой, как от его зычного голоса между домов стояло эхо, тряслись стекла и, словно ругаясь на его неместный говор, из парадных и окон топорщили спины, яростно выли, недовольные криками дворовые коты. Как они вместе с Модестом Гонзолле, князем Колле Младшим и маркизом Рорком Бифисом во всю подзадоривали его, потешались над ним, смеялись этим по-детски радостным и наивным шуткам о неразделенной любви к какой-то, никому тогда неизвестной, девице… Но сейчас детектив совершенно не представлял, кому он, будучи пьян вчера или позавчера, мог рассказать эту, такую вроде бы веселую и задорную тогда, у себя дома, и такую опасную сейчас, здесь в Гирте, ставшую почти что политической, сплетню.

— Ну будут оба следующими плавать за Шилле и его дружком в Керне! — усмехнулся пьяный капитан.

— …На Шилле уже давно писали, еще с зимы… — видимо не зная, о чем вообще идет речь, скупо бросили из темноты.

— Все, я домой — невозмутимо прервал болтовню, ответил коллеге капитан Кноцци, хлопнул по столу ножнами с мечом, что лежали рядом с его кружкой на столе, коротко и выразительно кивнул жандарму, поднялся со своего места — и вы расходитесь. Герман уже заступил.

Детектив сделал еще глоток из своей кружки и, оставив ее на столе, удалился¸ чтобы не попасться на неаккуратно брошенном слове или снова не стать предметом всеобщего обсужденья. Поднявшись в контору, так и не найдя наверху Марисы, побродил кругами по второму этажу, присмотрелся где какие кабинеты и попросился домой. Его отпустили.

Уже у ворот, детективу пришлось пропустить въезжающую на плац телегу. На ней, в сопровождении трех верховых с фонарями, везли укрытого черным докторским саваном мертвого, с окровавленной расколотой головой, полицейского. Навстречу вышел бородатый дежурный капеллан, в одной руке держа лохматый молитвослов с закладками, другой на ходу, завязывая поручи-эпиманикии. Пока телега ехала по плацу к заданию комендатуры, полицейские лениво вставали, стаскивали с голов шапки и капюшоны, крестились. В городе снова звонили колокола, заканчивалась вечерняя.

Детектив тоже перекрестился и вышел за ворота на проспект.

Поднимаясь по лестнице своего дома, он с замиранием сердца, не решаясь признаться себе, отчаянно надеялся, что Мариса будет ждать его у дверей, но в коридоре было пусто и темно и только фонарь за окном светил своим желтым светом.

Детектив вошел в комнату, задвинул засов, не зажигая огня, разделся, быстро прочел «Отче наш», перекрестился, лег в постель. Заложил руку за голову. Ему не спалось. Ему мерещилось, что где-то в доме завывает и скребется кошка. Но, возможно это был всего лишь ветер.