Михаил Фиреон - Детектив Марк Вентура

Инга с готовностью взяла со стола и молча продемонстрировала начальнику ромбический, оснащенный манерным бронзовым звонком, будильник.

Фанкиль кивнул.

— Мы выставили расчетное время. Заведем его с патефона, как прозвонит…

— С патефона?! — грозно нахмурился, возмутился инспектор, глядя на вдыхающего уже через другую ноздрю доктора — что это за мерзость?

— Валентин — сомкнув ладони пальцами как проповедник, обстоятельно начал разъяснять ему Фанкиль — мэтр Фарне не спит, потому, что иначе мертвецы восстанут и атакуют город. Именно поэтому он живет в лаборатории, считая своим служением телепатический контроль над эманациями некротических энергий лежащих в морге комендатуры умерших. И еще, специально по заказу университета Мирны, с которым он уже много лет состоит в переписке, он готовит монографию о разнообразии изымаемых полицией микстур и психоактивных веществ…

— Я спрашиваю про патефон! — подошел в упор и принюхался к кальяну инспектор — что за очередная дрянь на вашем жаргоне? Лео, эти ваши шуточки вот где у меня уже!

— Так вот же он — прервал свои разглагольствования Фанкиль и продемонстрировал ногой стоящую в тени стола, закованную в массивную металлическую оправу юлу с вертикальной винтовой ручкой и пояснил — ручной генератор переменного напряжения.

Два толстых экранированных провода от прибора были подсоединены к штырям, вбитым в череп умершего.

— Я же уже объяснял. Мы накопим на емкости разряд в три тысячи вольт — важно, как слесарь, объясняющий богатой клиентке, у которой на кухне поломался модный, заказанный из столицы кран, продемонстрировал руками, начал рассказывать Фанкиль — подадим на контакты прямо в активные центры его головного мозга и тем самым заведем его нервную систему.

— Если он у вас сбежит, и будет шататься по городу — погрозил ему пальцем инспектор — будете бегать по улицам и ловить его все вместе со своим котом, ясно это?

И, размахивая руками, покинул лабораторию. Доктор Фарне оторвался от пластинки, недоуменно поглядел на стол для пыток, потом на дверь, словно не понимая, кто это только что ушел и, пожав плечами, снова обратился к своему рабочему месту. Инга и Фанкиль только усмехнулись друг другу, пожали плечами и снова углубились в изучение лежащих на столах медицинских книг.

Пронзительно и грозно грянул будильник. Было уснувший или впавший в экстаз, откинувшийся в своем кресле, доктор распахнул бешеные глаза и подскочил от этого громкого, огласившего лабораторию, навязчивого механического треска. У граммофона давно закончился завод, но доктор слишком устал, и был невменяем настолько, что ему уже было все равно, играет музыка на самом деле или только у него в голове.

— Время! — оторвал от локтей лицо, распахнув глаза, коротко распорядился Фанкиль. От усталости, ожидания и духоты его тоже сморил сон. Резко выпрямившись, он протянул руку и выключил будильник. Было уже далеко за полночь, в южном крыле здания, где располагались кабинеты высокого начальства криминалистические лаборатории и прочие отделы, которые работали преимущественно днем, стало совсем безлюдно и тихо. Все же остальные звуки огромной полицейской комендатуры, что могли пробиться сквозь толстые кирпичные стены и окованные медными полосами двери, заглушал шелест тополей за окном, терзаемых непогодой и ливнем.

— Проснулись — мрачно констатировала Инга. Привычным жестом держа в штативе за горлышко колбу, она поводила ей над газовой горелкой, заваривала крепкий, обжигающий ноздри, бодрящий напиток. Терпкий и дымный аромат пережженных тут же в фарфоровой чашечке и перемолотых в аптекарской ступке кофейных бобов заглушал все остальные запахи лаборатории. Рядом стояли три мензурки. Закончив кипячение, Инга налила всем троим и, предварительно убрав в цветастый конверт пластинку, смахнув с нее на пол остатки белого порошка, поставила мензурки на вращающийся граммофонный диск….

— Контакт?

— Есть.

— Разряд.

— Есть.

— Отклик есть?

— Нет.

— Перезаряжаем по новой.

— Разряд. Есть. Отклик?

— Нет.

— И совсем как неживой — устало покачал головой Фанкиль и отпустил ручку электрического генератора, выпрямился во весь рост — похоже на мертвых все-таки не действует…

— В документации сказано что должно подействовать. Возможно, уже произошли необратимые изменения коры головного мозга… не может же такого быть, мы умертвили его в соответствии с формулой и инструкцией, вот время… — скептически прищурилась Инга, словно проверяя себя, пролистала журнал, подцепила закладку своей книги, продемонстрировала пальцем одну из таблиц, сверилась с ней, и с мрачной насмешкой заключила.

— И ни барабаны, ни кальян, ни зубной порошок не помогли.

— А что мои барабаны-то?! — вскочил, задергал плечами, крикливо возмутился доктор — мне нравится такая музыка! И вообще для трупов живые нужны, с граммофона им не годится!

— Да. Кот у нас есть. Осталось позвать того гуталина с бубном из клетки — оттягивая веки и заглядывая в мутные мертвые глаза, заключил Фанкиль — некстати эта гроза случилась. Но у нас не было выбора. До завтра его мозг бы испортился. Но агент должен был хоть как-то подействовать.

— Думаю это из-за искажения — демонстрируя дрожащие маятники на полке над лабораторным столом, пояснила Инга — консервирующий раствор или антикоагулянт изменил свойства и труп стал непригоден к оживлению.

— Вообще эта Б-серия специфическая — налил себе еще кофе и выпил Фанкиль — обскуративно устойчивая конечно, но для людей из-за побочных эффектов не всегда годится. Ничего. В конце концов мы в поле, работаем, с тем, что имеем. И другого варианта у нас и не было. Промедлили бы, был бы у нас второй сынок Ринья… Все, заканчиваем с ним, Инга, возьмите анализы, напишите для мэтра Тралле внятный отчет, сделайте биопсию, замеры и рапорт, отправим образцы в командорию. Пусть там разбираются, почему не получилось. Я за носилками. В печку его и домой, поздно уже.

Через некоторое время, когда все возможные тесты уже были завершены, и было окончательно очевидно, что пациент не подает никаких признаков оживления, явились двое худощавых и жилистых, облаченных в грязные черные докторские саваны, служащих медицинского отдела. Отвязали от стола, взвалили на носилки труп и вынесли вон из лаборатории. Фанкиль пошел с ними.

Они спустились в подвал. Прошли темным, ведущим через все здание, точно таким же как и на первом этаже, коридором с просторными кирпичными сводами и множеством арок и дверей, за которыми находились кладовые и арсеналы полицейского дома в северное крыло комендатуры и вошли в окованные медью ворота ведущие к леднику, где складировали умерших. Тут, в просторном зале с перегородкой и окошком, как в канцелярии наверху, с конторкой и большими столами для покойников, оформляли, опознавали и сортировали тела, которые привозили сюда со всего города, если на них имелись признаки насильственной смерти. В дальнем углу зала темнел массивный железный цилиндр кремационной печи, в которой сжигали медицинские отходы и неопознанные части тел.